Читаем Я решил стать женщиной полностью

Случилось это неожиданно, Катя, снисходительно согласившись на секс, а это теперь происходило именно так, лениво предоставила себя для моих сексуальных восхищений и связанных с этими чувствами действий. Всё чудесно меня устраивало, и я предвкушала близкое неземное удовольствие: В сторону Кати, а был чудеснейший вид сзади, я очень старалась не смотреть, то есть взгляд, не повинуясь мне, мгновением цеплялся за тонкую талию или за жирные бедра, но впечатление от этого было настолько нестерпимым, что я закрывала глаза со стоном в надежде продлить состояние блаженства: Я всем телом сладостно ощущала - вот-вот! Всё во мне уже трепетало и содрогалось: И тут у меня заболел затылок:, не сильно. Не обращаю на боль никакого внимания: Оргазм! И я, корчась от боли, тоже скорчилась на нашей постели. Страшной судорогой схватило шею, и боль пронзила мой затылок насквозь. Что за неудачное место! Я на всякий случай оглянулась, - не стукнули ли мне опять трубой по голове. Боль была настолько сильной, что я, не раздумывая, мысленно её записала в свой список самых сильных болей, перенесённых мной за всю свою жизнь:, в нём было немного строчек. Первая - мне было года три-четыре, я упала с горки и ударилась со всего размаха пахом, меня скрутило тогда от боли, боль из паха схватила низ живота, я в коротких синих штанишках и белой панамке заползла под эту злую детскую горку и полдня там проплакала. Придя домой, я маме ничего не сказала, а через несколько дней меня отвезли в больницу с воспалением. Вторая боль - в классе восьмом я отравилась грибами, болела печень так, что мне хотелось умереть. Приехала скорая, сделала какие-то правильные уколы, и боль быстро вытекла из меня. Я почувствовала тогда такое облегчение! Третья - уже в армии, у меня украли пилотку, о чём я бодро доложила старшему сержанту Чернеге. Сержант Чернега с выпученными бычьими глазами, и таким же буйволиным торсом, имел исключительные физические способности, на сержантской проверке он подтянулся восемьдесят четыре раза, чем очень наскучил проверяющим офицерам, и которые, удовлетворившись этой незаурядной цифрой, дали ему команду: <Хватит, слезай!> Так вот, зам. старшины старший сержант Чернега, выслушал мой доклад, не по-доброму осклабился и по-медвежьи зарычал, именно зарычал, левой рукой он обнял меня за шею и поволок меня через всю казарму: <Ебанный ты москвич! Идём сейчас, блядь, в столовую на обед, выходишь из неё в пилотке! Ты понял, блядь?> <А где же я её там возьму?> - начала было я, и боль номер три ответила мне простым своим и доходчивым языком. Сержант Чернега, обняв меня покрепче, другую свою руку ловко засадил мне в печень: Нокаут! Ноги обмякли и поволоклись, шкрябая навощенный дощатый пол. На дембель от командования нашей части он получил великолепную рекомендацию для поступления в педагогический институт, наверное, до сих пор мучит малышей в младших классах. Если Вы думаете, что эти мои боли - ерунда, то заверяю Вас, что не вписаны в этот список многие другие болевые ощущения, выглядящие, может быть, исключительно эффектно, но не приносившие всё же столько страданий, как выше описанные. Не вписан размозженный большой палец на левой руке, ноготь оторвало, на его месте вылезла острая косточка. Мое избиение в той же армии, меня били человек десять в сушилке, от одного удара у меня, как в боевике с Ван Даммом, очень по киношному оторвались ноги от пола, и я улетела куда-то в батарею, стукнувшись об неё абсолютно всем: Совершенно не больно! Исключительно низкое КПД этих десяти человек оставило меня живым и здоровым и абсолютно без травм. Боли после моих операций, их было у меня три, - сильные боли, очень сильные, но больше изматывающие своей продолжительностью и общим тяжелым состоянием организма после общения с хирургом. Не вписан случай с трубой и с Шамилем: Больно, но больше страшно и кроваво, да и Бог с ним, быть бы живу!

В общем, эта боль, возникающая удивительно аккурат в момент моего оргазма, была страшной и вписана в этот список почётной четвертой строкой.

Перейти на страницу:

Похожие книги

100 великих гениев
100 великих гениев

Существует много определений гениальности. Например, Ньютон полагал, что гениальность – это терпение мысли, сосредоточенной в известном направлении. Гёте считал, что отличительная черта гениальности – умение духа распознать, что ему на пользу. Кант говорил, что гениальность – это талант изобретения того, чему нельзя научиться. То есть гению дано открыть нечто неведомое. Автор книги Р.К. Баландин попытался дать свое определение гениальности и составить свой рассказ о наиболее прославленных гениях человечества.Принцип классификации в книге простой – персоналии располагаются по роду занятий (особо выделены универсальные гении). Автор рассматривает достижения великих созидателей, прежде всего, в сфере религии, философии, искусства, литературы и науки, то есть в тех областях духа, где наиболее полно проявились их творческие способности. Раздел «Неведомый гений» призван показать, как много замечательных творцов остаются безымянными и как мало нам известно о них.

Рудольф Константинович Баландин

Биографии и Мемуары
100 знаменитых отечественных художников
100 знаменитых отечественных художников

«Люди, о которых идет речь в этой книге, видели мир не так, как другие. И говорили о нем без слов – цветом, образом, колоритом, выражая с помощью этих средств изобразительного искусства свои мысли, чувства, ощущения и переживания.Искусство знаменитых мастеров чрезвычайно напряженно, сложно, нередко противоречиво, а порой и драматично, как и само время, в которое они творили. Ведь различные события в истории человечества – глобальные общественные катаклизмы, революции, перевороты, мировые войны – изменяли представления о мире и человеке в нем, вызывали переоценку нравственных позиций и эстетических ценностей. Все это не могло не отразиться на путях развития изобразительного искусства ибо, как тонко подметил поэт М. Волошин, "художники – глаза человечества".В творчестве мастеров прошедших эпох – от Средневековья и Возрождения до наших дней – чередовалось, сменяя друг друга, немало художественных направлений. И авторы книги, отбирая перечень знаменитых художников, стремились показать представителей различных направлений и течений в искусстве. Каждое из них имеет право на жизнь, являясь выражением творческого поиска, экспериментов в области формы, сюжета, цветового, композиционного и пространственного решения произведений искусства…»

Илья Яковлевич Вагман , Мария Щербак

Биографии и Мемуары
Жертвы Ялты
Жертвы Ялты

Насильственная репатриация в СССР на протяжении 1943-47 годов — часть нашей истории, но не ее достояние. В Советском Союзе об этом не знают ничего, либо знают по слухам и урывками. Но эти урывки и слухи уже вошли в общественное сознание, и для того, чтобы их рассеять, чтобы хотя бы в первом приближении показать правду того, что произошло, необходима огромная работа, и работа действительно свободная. Свободная в архивных розысках, свободная в высказываниях мнений, а главное — духовно свободная от предрассудков…  Чем же ценен труд Н. Толстого, если и его еще недостаточно, чтобы заполнить этот пробел нашей истории? Прежде всего, полнотой описания, сведением воедино разрозненных фактов — где, когда, кого и как выдали. Примерно 34 используемых в книге документов публикуются впервые, и автор не ограничивается такими более или менее известными теперь событиями, как выдача казаков в Лиенце или армии Власова, хотя и здесь приводит много новых данных, но описывает операции по выдаче многих категорий перемещенных лиц хронологически и по странам. После такой книги невозможно больше отмахиваться от частных свидетельств, как «не имеющих объективного значения»Из этой книги, может быть, мы впервые по-настоящему узнали о масштабах народного сопротивления советскому режиму в годы Великой Отечественной войны, о причинах, заставивших более миллиона граждан СССР выбрать себе во временные союзники для свержения ненавистной коммунистической тирании гитлеровскую Германию. И только после появления в СССР первых копий книги на русском языке многие из потомков казаков впервые осознали, что не умерло казачество в 20–30-е годы, не все было истреблено или рассеяно по белу свету.

Николай Дмитриевич Толстой , Николай Дмитриевич Толстой-Милославский

Биографии и Мемуары / Документальная литература / Публицистика / История / Образование и наука / Документальное