Читаем Я решил стать женщиной полностью

Хорошим солнечным днем произошло это знаменательное событие. Мы собирались в гости, совершенно непонятно к кому, всё стёрлось в ставшей больной памяти. Я незатейливо и быстро оделась, не знала куда себя деть и была уже готова разозлиться на Машу. А бегала она в своей запоносной, с застиранными от обедов пятнах, майке. В чём заключалась вся её предыдущая подготовительная работа к гостям, мне было абсолютно неведомо. Я зло посмотрела на неё, остановившись посередине коридора, она шмыг мимо меня: шмыг обратно: Вот дура! - убедилась я и ушла смотреть телевизор. Меня разморило от недавнего завтрака и потрясающей скукоты передачи, и я, разумно подбив кулаком подушку, благополучно заснула. Проснулась я от выстрела, не то чтобы грохнуло прямо в ухо, но по экрану тараканами забегали люди с пистолетами, они отчаянно и бесполезно стреляли друг в друга, падали, заползали под машины, одна из них самая потрепанная, , расчётливо выбранная, чтобы не увеличивать скупой бюджет фильма, взорвалась, подскочила, обманув все ожидания режиссера, совсем невысоко: и вернулась на место. Сериал это? Или реклама кетчупа? Тьфу!

Я с раздражением переключила телевизор на другой канал, в невзрачной студии сидели несколько человек и нудно рассуждали о нецензурных выражениях в русском языке. Самый долбоебистый и бородатый говорил больше всех, перебивал ведущего, мычал и заикался, но делал это с умным видом и исключительно важно, из чего я сделала вывод, что человек этот обязательно из чиновников министерства культуры или входящих в него ведомств. А говорил он о многообразии и богатстве русского языка, и все были с ним согласны, и я согласна была с ним тоже, но согласна была по-своему, богатство русского языка и заключалось как раз в его многообразии, и мат, я считала, - это тоже часть русского языка. Совсем по разному звучит - <он ударил его по лицу> и <он ебнул его по роже>: после второго варианта можно было бы добавить и о результате - <и он, хуяк: и пиздец, блядь, готов>. И всем всё сразу понятно. Первая, вероятно, нормально прозвучит из уст милой женщины, но тошнотворно будет звучать от нормального мужика в нормальной мужской компании. Но всему своё место, и, конечно, мату во многих жизненных ситуациях места нет.

А ещё: Как называть пизду не <пиздой>? Как-нибудь по-другому? Чтобы звучала она красиво, в соответствии своему королевскому положению в мире. Влагалище? Вагина? Вульва? Это будет с приступами тошноты брезгливо выдавливаться из уст <голубых> товарищей или на приеме у доктора. Нет, лучше <пиздой> буду по-прежнему называть пизду, по старинке. В постели, может быть, уместно посюсюкать: <Ай ты моя писечка!> Но только в постели или в близких к ней ситуациях.

Бородатый, как будто вступив в полемику со мной, горячо, а он даже мычал горячо и нервно, предлагал шикарные варианты, заменяющие нецензурщину. Хуй он предлагал заменить <удом>. Нет, не только для рыбаков было сделано это замечательное предложение, всем предлагалось заменить хуй или член, на сладкозвучный, по мнению бородача, <уд>. Чем ему <член> не понравился? С членом вообще не такая проблема, как с пугающим словом <влагалище>. Звучит оно иногда по-медицински, но очень удобоваримо - <член>. А бородатый тем временем, охваченный творческим порывом, предлагал варианты фраз со своим обозначением мужских гениталий - с <удилом>. Увлёкся он и не замолкал. Может быть, его просто интересует тема хуя. Только произносить стесняется, а вот с <удочкой> будет говорить об этом целый день, представляя его в разных ракурсах и даже у себя под носом. У меня как всегда родилась нелепая рифма по теме передачи и со словом <уд>. Я решила их продекламировать Маше. Скажу, что Лиза в данный момент гуляла во дворе на детской площадке с тётей Тамарой.

- Маша! А Маш: - крикнула я в коридор.

- А! - отозвалась моя супруга.

- Послушай стишок:

- Чей, твой что ли?

- Не-е. Маяковский, из сборника <Запрещённые стихи>, - соврала я.

- Давай, - согласилась она.

И я, представив себя на трибуне, <по-маяковски> чеканя и выкрикивая каждое слово:

- Достаю из штанин я удилище

И вставляю его во влагалище:

Ну, какой же я, блядь, мудилище!

Оскорбляю я этим бабище!

Разжигаю огонь я в горнилище,

И орёт моя баба матерно,

Называя мой уд страшным ху'ищем,

И пиздою своё влагалище.

Я закончила и крикнула опять в коридор: "Ну, как?"

- Ужас! Такой же матершиник, как и ты, - решительно осудил Маяковского за компанию со мной визгливый голос из коридора.

Бедный Маяковский икнул в гробу, вздрогнув истлевшими останками, но простил мне такое бесцеремонное использование его имени.

Перейти на страницу:

Похожие книги

100 великих гениев
100 великих гениев

Существует много определений гениальности. Например, Ньютон полагал, что гениальность – это терпение мысли, сосредоточенной в известном направлении. Гёте считал, что отличительная черта гениальности – умение духа распознать, что ему на пользу. Кант говорил, что гениальность – это талант изобретения того, чему нельзя научиться. То есть гению дано открыть нечто неведомое. Автор книги Р.К. Баландин попытался дать свое определение гениальности и составить свой рассказ о наиболее прославленных гениях человечества.Принцип классификации в книге простой – персоналии располагаются по роду занятий (особо выделены универсальные гении). Автор рассматривает достижения великих созидателей, прежде всего, в сфере религии, философии, искусства, литературы и науки, то есть в тех областях духа, где наиболее полно проявились их творческие способности. Раздел «Неведомый гений» призван показать, как много замечательных творцов остаются безымянными и как мало нам известно о них.

Рудольф Константинович Баландин

Биографии и Мемуары
100 знаменитых отечественных художников
100 знаменитых отечественных художников

«Люди, о которых идет речь в этой книге, видели мир не так, как другие. И говорили о нем без слов – цветом, образом, колоритом, выражая с помощью этих средств изобразительного искусства свои мысли, чувства, ощущения и переживания.Искусство знаменитых мастеров чрезвычайно напряженно, сложно, нередко противоречиво, а порой и драматично, как и само время, в которое они творили. Ведь различные события в истории человечества – глобальные общественные катаклизмы, революции, перевороты, мировые войны – изменяли представления о мире и человеке в нем, вызывали переоценку нравственных позиций и эстетических ценностей. Все это не могло не отразиться на путях развития изобразительного искусства ибо, как тонко подметил поэт М. Волошин, "художники – глаза человечества".В творчестве мастеров прошедших эпох – от Средневековья и Возрождения до наших дней – чередовалось, сменяя друг друга, немало художественных направлений. И авторы книги, отбирая перечень знаменитых художников, стремились показать представителей различных направлений и течений в искусстве. Каждое из них имеет право на жизнь, являясь выражением творческого поиска, экспериментов в области формы, сюжета, цветового, композиционного и пространственного решения произведений искусства…»

Илья Яковлевич Вагман , Мария Щербак

Биографии и Мемуары
Жертвы Ялты
Жертвы Ялты

Насильственная репатриация в СССР на протяжении 1943-47 годов — часть нашей истории, но не ее достояние. В Советском Союзе об этом не знают ничего, либо знают по слухам и урывками. Но эти урывки и слухи уже вошли в общественное сознание, и для того, чтобы их рассеять, чтобы хотя бы в первом приближении показать правду того, что произошло, необходима огромная работа, и работа действительно свободная. Свободная в архивных розысках, свободная в высказываниях мнений, а главное — духовно свободная от предрассудков…  Чем же ценен труд Н. Толстого, если и его еще недостаточно, чтобы заполнить этот пробел нашей истории? Прежде всего, полнотой описания, сведением воедино разрозненных фактов — где, когда, кого и как выдали. Примерно 34 используемых в книге документов публикуются впервые, и автор не ограничивается такими более или менее известными теперь событиями, как выдача казаков в Лиенце или армии Власова, хотя и здесь приводит много новых данных, но описывает операции по выдаче многих категорий перемещенных лиц хронологически и по странам. После такой книги невозможно больше отмахиваться от частных свидетельств, как «не имеющих объективного значения»Из этой книги, может быть, мы впервые по-настоящему узнали о масштабах народного сопротивления советскому режиму в годы Великой Отечественной войны, о причинах, заставивших более миллиона граждан СССР выбрать себе во временные союзники для свержения ненавистной коммунистической тирании гитлеровскую Германию. И только после появления в СССР первых копий книги на русском языке многие из потомков казаков впервые осознали, что не умерло казачество в 20–30-е годы, не все было истреблено или рассеяно по белу свету.

Николай Дмитриевич Толстой , Николай Дмитриевич Толстой-Милославский

Биографии и Мемуары / Документальная литература / Публицистика / История / Образование и наука / Документальное