Я родилась рабыней. Подлинная история рабыни, которая осмелилась чувствовать себя человеком

Когда Уильям проводил со мной последний вечер перед отъездом в Калифорнию, мы почти все время проговорили о несчастье, навлеченном на наш угнетенный народ принятием чудовищного закона, и еще ни разу я не видела, чтобы он проявлял такую озлобленность духа, такую резкую враждебность к нашим угнетателям. Он сам был свободен от действия закона, ибо бежал не из какого-нибудь рабовладельческого штата, а был привезен в свободные штаты хозяином. Но я подпадала – так же как и сотни умных и трудолюбивых людей, живших вокруг. Я теперь редко отваживалась выходить на улицы, а когда было необходимо выполнить поручение миссис Брюс или кого-нибудь из семьи, старалась по возможности пробираться закоулками. Какое это бесчестье для города, именующего себя свободным, что его обитатели, неповинные ни в каких преступлениях и стремящиеся добросовестно исполнять обязанности, обречены жить в таком непрестанном страхе и им некуда обратиться за защитой! Это положение вещей, разумеется, привело к появлению множества самодеятельных «комитетов бдительности». Каждый цветной и каждый друг этой преследуемой расы держал глаза широко раскрытыми. Каждый вечер я внимательно изучала газеты, чтобы узнать, какие южане зарегистрировались в отелях. Я делала это ради самой себя, думая, что молодая хозяйка и ее муж могут оказаться в этих списках; я также желала при необходимости делиться сведениями с другими, ибо, как сказал пророк Даниил, «многие прочитают… и умножится ве́дение»[43].

Я всегда была рада видеть или слышать любого, кому удалось спастись из черной бездны, и особенно обрадовалась встрече с ним на земле Севера, хотя уже и перестала называть ее свободной.

Здесь будет кстати одно из моих южных воспоминаний, о котором я кратко расскажу. Я была немного знакома с рабом по имени Люк, который принадлежал богатому человеку в нашей округе. Его хозяин умер, оставив сына и дочь наследниками огромного состояния. При разделе рабов Люка включили в сыновью долю. Молодой хозяин пал жертвой пороков и, когда поехал на Север завершать образование, пороки прихватил с собой. Его привезли домой с отнявшимися из-за неумеренно беспутного образа жизни конечностями. Люк был назначен прислуживать прикованному к постели хозяину, чьи деспотические привычки усиливала досада на собственную беспомощность. Он держал рядом воловью плеть и за самые незначительные оплошности приказывал слуге обнажить спину, встать на колени рядом с диваном и сек его, пока не обессиливал. В иные дни Люку не дозволялось надевать ничего, кроме рубахи, дабы быть всегда готовым к порке. Если он оказывал малейшее сопротивление, для исполнения наказания посылали за городским констеблем, и Люк на собственном опыте узнал, насколько больше следует бояться сильной руки констебля, чем сравнительно слабой хозяйской. Рука тирана постепенно слабела и наконец отнялась; и тогда услуги констебля стали пользоваться постоянным спросом. Тот факт, что паралитик был полностью на попечении Люка, а ходить за ним надо было, как за малым младенцем, отнюдь не вызывал благодарности или сочувствия к бедному рабу; напротив, это, казалось, лишь усиливало раздражительность и жестокость. Пока он лежал в постели униженной развалиной, лишенный всякой мужественности, ему приходили в голову самые странные деспотические прихоти, и если Люк не повиновался приказам, то сразу посылали за констеблем. Некоторые из прихотей имели натуру слишком грязную, чтобы о них говорить. Когда я бежала из неволи, Люк по-прежнему оставался прикован к ложу жестокого и отвратительного мерзавца.

Однажды меня попросили выполнить поручение миссис Брюс. Я, как обычно, торопливо пробиралась задворками и вдруг увидела приближавшегося ко мне молодого человека, чье лицо показалось знакомым. Когда он подошел ближе, я узнала Люка. Я всегда была рада видеть или слышать любого, кому удалось спастись из черной бездны, и особенно обрадовалась встрече с ним на земле Севера, хотя уже и перестала называть ее свободной. Я, прекрасно помнившая, какое безрадостное чувство охватывает человека среди незнакомцев, подошла к Люку и сердечно поприветствовала его. Поначалу он меня не узнал, но, когда я назвалась, вспомнил и меня, и мою историю. Я рассказала о законе о беглых рабах и спросила, неужели он не знает, что ныне Нью-Йорк – город похитителей людей.

Он ответил:

– Дак я-то не так сильно рискую, как ты. Я от перекупщика сбежал, а ты – от массы. Они, перекупщики эти, не станут тратить денежки да время и тащиться сюда за беглыми, если не знают, что дело верное. А я тебе так скажу: им меня не видать, как своих ушей. Слишком много лиха хлебнул этот черномазый дома, чтобы дать им себя споймать!

Потом Люк рассказал о полученном им совете и о дальнейших планах. Я спросила, хватит ли у него денег, чтобы добраться до Канады.