— Так вы говорите, что настоящий исследователь должен быть сух и скуп на эмоции? Позвольте в этом не согласиться с вами, мистер Холмс. Я убеждена, что эмоции ученого неотделимы от его рациональных рассуждений, от процесса его мышления вообще; одновременно с тем, как он получает решение задачи, ученый чувствует это решение всем своим существом, и ему вряд ли захочется ради строгости стиля пожертвовать своим удивлением, своими надеждами, своим восторгом, наконец!
— Вы помните, мисс Лайджест, я говорил вам, как доктор Уотсон пишет свои рассказы обо мне? Чего он добился в итоге? То, что могло стать неплохой основой для криминалистической статьи, становилось сюжетом увлекательной новеллы, и в результате для многих я просто литературный персонаж. Между тем, при рациональном, продуманном подходе мои многочисленные дела могли бы стать пособием, своеобразным учебником для желающих освоить дедуктивный метод.
— Да, теоретически могли бы. Если бы вы сами взялись за перо, мистер Холмс, вы бы сделали все именно так, как считаете правильным, а доктор Уотсон пишет рассказы о вас сообразно тому, как он и только он воспринимает вашу деятельность. Почему вы требуете от доктора, чтобы он видел ваш метод так, как видите его вы? Неужели вы думаете, что даже под самым пристальным вашим руководством, кто-то другой смог бы написать об этом так, чтобы результат удовлетворил вас? Это просто невозможно!
— В этом вы, пожалуй, правы, — согласился я, — мне действительно нужно самому взяться за перо, если я хочу увидеть свои дела в нужном мне свете.
— Но если вы признаете это, значит вы признаете и то, что только за автором закреплено право на выработку критериев своих произведений!
— О, мисс Лайджест, как далеко вы зашли! Не кажется ли вам, что вы фактически сказали: никто не имеет право судить об авторе, кроме самого автора? Вы хотите низвергнуть критику как отрасль публицистики и периодики вообще?
— Нет, мистер Холмс. Критика была и будет всегда, и я отнюдь не восстаю против нее. Я говорю о том, что по-настоящему полезны лишь те критические отзывы, которые помогают автору найти свой стиль, отточить его, а не пытаются, основываясь на шаблонах и стереотипах, указать, что и как должно быть. Вспомните: великие писатели стали великими именно потому, что они остались собой и не захотели меняться лишь для того, чтобы в этом случае их произведения легче попали на страницы журналов!
— Но не могут же все в самом деле писать, как им вздумается?
— Не так, как вздумается, а исходя из норм элементарной речевой культуры и требований научного стиля. Просто этот самый стиль не должен делать всех похожими друг на друга — он должен помогать быть hmdhbhds`k|ml!
— Но человек строит себя в меру своих возможностей, и если этих внутренних возможностей недостаточно, никакие внешние правила не сформируют индивидуального стиля! Строгая критика нужна хотя бы затем, чтобы вовремя закрывать доступ посредственностям в науку и публицистику, а не развивать их «стиль», как вы предлагаете.
— Посредственные писатели и ученые не могут долго продержаться в среде истинно талантливых людей, они рано или поздно выбывают из их круга и не представляют никакой опасности. Зачем тратить силы на то, чтобы бороться с ними, если они сами естественным образом оставляют борьбу? Кому от них вред?
— Как вы можете спрашивать, мисс Лайджест! То, что, например, вы описали в своей статье, каким-нибудь студентом может быть воспринято неправильно потому, что кто-то третий, не слишком обремененный талантом, успел забить голову этому несчастному сущей ерундой — вот вам пример того, почему глупцы и посредственности могут быть опасны.
— А я уверена, что они если и представляют опасность, то только для тех, кто сам глуп и посредственен!
— Вы думаете, интуиция молодого и неопытного ученого может помочь ему в выборе того, чему верить, а чему нет?
— Во всяком случае, она рано или поздно поможет вытеснить ложные знания, если они и появятся.
— Я не разделяю ваш оптимизм. Интуиция — качество, появляющееся по мере получения знаний и обогащения опыта, и прежде, чем доверять ей, ученый должен пройти долгий путь. Если же его голова уже набита ложными знаниями, то он успеет наделать массу ошибок прежде, чем почувствует возможности своей интуиции.
Мисс Лайджест улыбнулась и посмотрела на меня, склонив набок голову:
— По-моему, наш спор перешел совсем в другое русло, мистер Холмс, и спорить с вами можно до бесконечности.
— Признайтесь, что вам просто больше нечего сказать, — улыбнулся я.
— Это не так, но я поняла, что на все мои аргументы у вас заранее найдутся ответы.
— А что это как не победа? Наверное, мне придется забрать у вас, мисс Лайджест, мои полсоверена!
— Ни за что на свете, — рассмеялась она.
— Тогда я попрошу вас налить мне еще чаю.
— Налейте себе сами, мистер Холмс, а заодно и мне, — ответила она, продолжая смеяться.
— Я вашей победы не признавала, так что и терпеть наказание не стану!
Я встал, пожимая плечами с шутливой покорностью, и разлил чай по чашкам.