— А знаете, мисс Лайджест, — сказал я, подавая ей чай, — я только сейчас по-настоящему понял ценность вашего каталога.
— В самом деле? — улыбнулась она.
— Мне кажется, его практическая ценность состоит прежде всего в том, что он объединяет функции почти всех ваших картотек, фактически заменяет их.
— Да, но картотеки все равно нужны: с ними работать удобнее, когда изучается какой-либо один признак, например, время изготовления рукописи, ее качество и так далее.
— Я это понимаю, — кивнул я, — и вижу, что проделанная работа чрезвычайно полезна в теоретическом плане — вы обосновали необходимость выделения именно данных признаков для классификации документов — и в плане утилитарном: вы фактически предложили новый способ организации всех рукописных архивов!
— В этом и была моя цель. Я рада, что вы тоже считаете, что она достигнута. В конце концов… В чем дело, Келистон?
Дворецкий вошел в комнату и остановился с подносом в руках.
— Вам корреспонденция, миледи, — сказал он, — ее только что доставили.
— Спасибо, Келистон, — сказала мисс Лайджест, — поставьте поднос сюда и можете быть свободны. Я поднялся с кресла и первым подошел к письмам.
— Там нет ничего для вас, мистер Холмс, — сказала мисс Лайджест, торопливо вставая со своего места, — Келистон очень хорошо сортирует всю почту, и письма на мое имя всегда приносит отдельно… Уверяю вас, мистер Холмс, там нет ничего для вас! То, что вы держите, тоже адресовано мне!
— Прошу прощения, мне показалось, что я заметил почерк Уотсона, и оно как раз тоже с пометкой о срочности.
— Нет-нет, вы ошиблись, — она поспешно взяла голубой концерт у меня из рук и сунула его в ящик бюро.
— О, а это, кажется, то, что мы ждем! Взгляните, мисс Лайджест.
— Да, оно.
— Что там? Читайте вслух.
Она посмотрела на меня с легкой усмешкой, распечатывая конверт:
— Посмотрим, что он на сей раз сообщает. «Моя дорогая», — банальное начало, — «я был удивлен и тронут вашим посланием» — ну еще бы! «теперь, зная, что я нужен вам, я постараюсь ускорить свое возвращение, однако это возможно лишь на три или четыре дня. Безмерно тоскую и жажду обнять вас, с заверениями в искренней и нескончаемой любви» — и так далее и тому подобная чушь — «Гриффит Флой» Как вам это нравится?
— Что ж, три или четыре дня — это тоже результат. Надеюсь, он сдержит слово.
— Я тоже надеюсь. Черт возьми! Похоже, я начинаю ждать его возвращения!
Она взяла с подноса другое письмо, разорвала конверт, и лицо ее приняло тревожное выражение.
— Пришло извещение о дате предстоящего суда, — она протянула мне судебную повестку и отвернулась к окну, — мне предписано быть готовой к судебному слушанию пятнадцатого сентября.
Я прочел бумагу и отложил ее в сторону.
— Это подходящая для нас дата, мисс Лайджест, — сказал я, — я успею сделать к этому сроку все что нужно.
Она повернулась ко мне, и лицо ее снова стало спокойным, внимательным и невозмутимым:
— Я не сомневаюсь, мистер Холмс, что вы все сделаете так, как нужно, и тогда, когда нужно. Просто это внезапное напоминание о суде показалось мне каким-то грубым. В последние дни я почти не думала о неприятном, а теперь меня словно растормошили после сладкого сна.
— Я вас понимаю, — я посмотрел на начинавшее розоветь солнце за окном.
— Возможно, нам с вами стоит покинуть, наконец, эту комнату и отправиться в парк ненадолго. Сейчас там уже не так жарко, вы посидите где-нибудь в тени и быстро придете в себя.
Она улыбнулась:
— Вы правы, я с удовольствием выйду в парк, — ответила она, — но мне уже не нужно приходить в себя — я лишь хочу прогуляться с вами.
В тот же вечер я составил и отправил срочную телеграмму для Уотсона следующего содержания:
«Уотсон. Соберите самые тщательные сведения о Джеймсе К. Гленрое. Сделайте это сами и перешлите такие же инструкции лицам по указанным ниже адресам. О результатах телеграфируйте как можно скорее. Ш.Х.».
13
Ощутив всю прелесть совместной прогулки, на следующее утро после завтрака мы решили повторить ее. Мисс Лайджест повела меня по своим любимым тропинкам парка, и беседа с ней была, как всегда, захватывающе интересной. Мы могли говорить о чем угодно, обсуждать тысячи вещей, и мне никогда не было скучно.
Приближался конец августа, но жара все еще не спадала. Стояли на удивление теплые дни, и на небе уже очень давно не появлялось ни единого облачка. Мы с мисс Лайджест держались в тени деревьев и сидели лишь там, где тени давали более или менее ощутимую прохладу.
— Как по-вашему, мистер Холмс, — вдруг спросила она, — Лестрейд переменится ко мне, если в деле произойдут перемены?
— Я думаю, что когда ему придется вас освобождать, он сделает вид, будто это и не он вас арестовывал.
— А если вы, наконец, убедите его, что стоит повнимательнее присмотреться к Гриффиту Флою, он станет ко мне снисходительней?
— С каких это пор вас волнует отношение к вам инспектора, мисс Лайджест?