Я, собачка

– Твоя тетя, Крылатая Принцесса, согласилась помочь. – Маленькая Кисточка все же решилась приоткрыть правду. Той, как она знала, легко по неосторожности обидеть. Но по какой-то странной причине взрослые не учили детей правильно с ней обращаться. – Она очень добрая. И, если ты вдруг согласишься, я бы хотела забрать тебя – хоть ненадолго – к лугам, полям и рекам. Побегать босиком по траве. И посмотреть, как лопасти мельниц тонко шинкуют воздух.

– А если я не соглашусь? – Бумажный Принц вновь ощетинился, пока за стеклом банки из-под варенья разгоралась настоящая, пусть и совсем крохотная искра.

– Тогда я нарисую лучшие мельницы. Маме. И папе. И всем добрым соседям. А после вернусь к тебе. Мы не на рынке, Бумажный Принц, где одно счастье можно смело поменять на другое. – Маленькая Кисточка взглянула в его озера и, заметив там блестящие на солнце хвостики, захлопала в ладоши.

Она еще никогда не видела, чтобы рыбы в глазах заводились настолько быстро.

Пятый день без имени

Утро сейчас включалось поздно. Настоящей весной Марина к этому времени успевала выпрыгнуть из кровати, протереть зубы расползшимися ворсинками щетки, позавтракать под музыку с папой и мамой и начать собираться с школу. Но сегодня солнце не спешило показываться, а вместе с ним в кровати, засыпанная испачкавшимися мыслями, барахталась Марина. И все ей было не так: одеяло связывало ноги, подушка кусала голову, отчего под волосами чесалось, а соседи (кажется, сверху) колотили по полу и стенам ругательствами, невнятными, но крайне злыми. Марина пряталась от них в липкую теплую темень под покрывалом.

Можно было бы, конечно, открыть окно, пустить в комнату хороводы снежинок. Но невидимый волк, носящийся кругами по двору и заметающий дорожки, пугал своим воем. Он успел подрасти за ночь, и теперь, выглядывая, Марина отчетливо видела его вздыбленную шерсть и пушистый хвост. Вечером он был еще щенком, тихо скулящим у рамы. Тогда Марина без страха уснула. Теперь же он, огромный и белый, гонял мощными лапами ее тревоги, внезапно вернувшиеся под утро целой россыпью мешающих горошин.

Зато Маленькую Женщину после принятых лекарств окутало мягкое спокойствие. Она больше не ругала Бабочку и, поводя носом над волнистым краем чашки, впитывала чужие мечты, такие угнетающе далекие от нее. А Марина, сидя где-то на краю водоворота из слов, пыталась понять, почему взрослые так это любят – отсекать чужие интересы, будто они плохие, заплесневелые, как покрытый белым ворсом кусочек черного хлеба, а потом – выкидывать их в ящик, до краев полный самых разных вещей. Там валялись создатели компьютерных игр, художники-мультипликаторы, дизайнеры – и все те профессии, которые в маленьком городе привыкли ругать за ненужность.

Но даже рано задремавшая под любимые романсы Маленькая Женщина не принесла спокойствия в квартиру. А ее хрипящий из радио друг только скреб у Марины под ключицами, пока тиканье часов разбивалось каплями о темя. Время стремилось напомнить, что его осталось не так много: ровно на одно решение. И Марина всячески пыталась уговорить его остановиться. Она придумывала игры-суеверия, игры-заклинания, с помощью которых надеялась обмануть саму жизнь. Она закрывала глаза и старалась коснуться указательными пальцами друг друга – или носа. Но даже так, потерпев поражение, Марина чувствовала вину. Ведь это она не выдержала, не смогла. Про-иг-ра-ла. А значит, жизнь посыплется доминошными костяшками, издевательски стуча по голому полу.

Поэтому, когда наконец настало утро, Марина чувствовала себя морковным жмыхом, который вывалился из заднего отсека соковыжималки. Ей все еще хватало сил переодеться, умыться – и сделать вежливые утренние дела. Но попутно Марина врезалась в дверные косяки и периодически ловила за хвост мысль, что к стене можно прижаться лбом, а там, может, и уснуть. Но сон избегал ее, отказываясь общаться, пока она не примет решение.

Так, вздыхая слишком уж по-старчески, Марина прошла на кухню, где стала ждать, когда зафырчит невключенный чайник. Но тот молчал. А Марина злилась. Она собрала себе завтрак – башенку из хлеба, твердой колбасы, свежих помидорных кругляков и сыра в мелкую дырочку, – отправила его крутиться в микроволновке и, не желая больше иметь никаких отношений с чайником, налила в чашку холодный апельсиновый сок. От него сводило зубы, и даже приятный вкус нисколечко не радовал.

Чтобы сгладить неровности неудачного утра, Марина представила вошедшего на кухню папу, который взросло заваривает себе едко пахнущий кофе и, потрепав ее по голове, зовет сухомяточкой. Конечно же, он в очередной раз расскажет, как это здорово – кусочек хлеба, да с варененькой колбаской, да с майонезом, да с приправой от хрустящей обезвоженной лапши. И покажет большие пальцы.