Я, собачка

«Но я еще расскажу тебе об этом. И научу ценить себя. Настоящую.

А если тебе не понравится платье, я перешью. Я ведь умею шить! – воскликнул человек-за-письмом. Словно Марина не поверила ему. – Что угодно. Мне с детства нравилось создавать что-то новое из чего-то старого. Наверно, я до сих пор просто не наигрался. У меня дома много плюшевых игрушек, Марина. Самых разных. Больших и маленьких, с гнущимися лапами и абсолютно неподвижных. Очень красивых. И молчаливых. Я не люблю эти ужасные говорящие игрушки. Даже если они бы стали прекрасной частью моей коллекции. Игрушки должны молчать.

Я думаю, тебе понравится у меня.

Поначалу мне казалось, что ты похожа на плюшевую собачку – так мне говорили. На собачку. Но нет, ты – самая настоящая кукла. Одна из тех, которые так обманчиво кажутся живыми. Будешь королевой моих плюшевых зверят? Первой моей куклой».

Последней булавкой под ключицу врезалось одинокое предложение:

«Со мной ты не будешь одна».

«Не говорить с незнакомцами». Так велела мама, гипнотизируя глазами. Марина сохранила мамину мудрость, а поняла только сейчас. Клочок бумажки не мог обидеть, только порезать палец своим тонким краем. Но за ним стоял человек. Острый, неровный, как его буквы, взрослый. Он будто смотрел на нее с листа через бликующие в утреннем свете очки. И тогда Марина его вспомнила.

Она коснулась указательными пальцами друг друга.

Она дотронулась до кончика носа.

Только нежелание срываться в неизвестность скрыло воспоминание мокрым белым туманом, который постепенно рассеивался, оставляя Марину одну, потерянную, рядом с кричащей нацарапанной подсказкой: «БЕГИ». Но босые ноги вросли в пол, а пугающие буквы размывала капающая из глаз вода.

Марина вернула письмо под микроволновку, высунув наружу уголок. Тарелку поставила в мойку: если вдруг случится сказочное «Долго и счастливо», она обязательно помоет за собой, а пока может лишь извиниться за внезапную спешку. И, запечатлев напоследок образ светлой кухни, она выскочила в коридор.

Среди лежавших в кармашке шкафа ключей она кое-как вытянула черную кусачую бирку и, шатаясь, словно разучилась ходить, кинулась к Принцу. Тот вновь дирижировал снежинками, высунув пальцы в окно. Комната утопала в молоке, которое не удержали даже тяжелые мрачные занавески. Утреннее солнце подсвечивало фигуру Принца, делая ее почти невесомой, как кружащие в воздухе пылинки. Он резким, почти кукольным движением повернулся, убрал за уши блестящие после шампуня волосы – Марина впервые увидела их такими чистыми – и приоткрыл рот, показав кромку зубов. Он явно собирался укусить, но вдруг передумал и кивнул.

– Я только оденусь, – прохрипела Марина, забыв даже поздороваться. Мышата-буквы унесли с собой ее голос.

– Беги так, – тихо посоветовал Принц, пока его пальцы нервно плясали на изгибах одеяльной сцены.

– Но я замерзну, – захныкала Марина, до сих пор сомневаясь в том, что решила верно.

– Марин, – выдохнул он, и ее имя обратилось облачком пара, которое мгновенно растворилось, – голый ребенок в мороз привлечет больше внимания. Не успела толком одеться, спешила. Понимаешь?

Глаза Принца смотрели в стену – будто он читал с перепачканной тенью белизны заранее подготовленный текст. Марина опасливо махнула рукой, огладила мягкий воздух: порой ей казалось, будто Принц перестает видеть, будто его зрение выключается и он остается один в непролазной густой черноте. Вот и сейчас он лишь поджал покрытые сеточкой трещин сухие губы, не поворачивая головы. И тогда Марина подскочила к кровати, ухватилась за его ладонь, крепко сжав бумажную мятую кожу.

– Не тяни время, – капнул он ядом на ее беззащитные пальцы. И тут же добавил, чуть мягче: – Куртку только надень.

Как старший брат, которого Марине никто никогда не обещал.