Я, собачка

Весенняя зима гнала маленькую собачку огромными снежными волками, которых спустила с цепи – сама. Те завывали, ныряли под колеса несущихся мимо машин и вырывались оттуда, уже изрядно испачкавшиеся, с мокрыми когтистыми лапами. Марина неслась от них, насколько могли себе позволить уж слишком короткие ноги, забывшие даже, как толком держать ее. Вой терялся в визге тормозов, в трамвайном звоне, прятался за человеческими голосами: не угадаешь, откуда донесется в следующий раз. Дыхание слетало с губ частыми клочками мягкой ваты, от которых становилось только холоднее. Человеческие фигуры размывались акварельными кляксами, напоминая Марине ее детские работы. Не хватало только солнышка – четверти круга из-за края листа, но у мира не было края, он растекался за пределы глаз, прятался за домами и машинами. И где-то там, куда не доставало Маринино игольчато-острое зрение, ее поджидали снежные волки, подгоняемые колючими ветрами.

Лабиринт улиц уводил все дальше, пряча за уголками домов неизвестность и путая одинаковостью. Марина все бежала, Марина терла горящие мокрые глаза, не позволяя им включить слезы, но те подлыми капельками уже щекотали переносицу, иногда скатываясь по кривой. Марина злилась – и больше всего на себя. Ведь, будь она хоть немножечко Принцем, наверняка знала бы, где искать спасения для всех детей, которые пока еще скорее люди, чем звери. Она не была первой. И уж точно не станет последней, если не справится.

Так Марина не заметила, как влетела в кого-то. Человек стоял ровно, держа в голой руке стаканчик с крышкой, а вокруг него зияла незаполненная пустота. Окружающие обходили его, наверно, боясь расплескать утренний напиток. Лишь Марина невежливо врезалась, возмутившись про себя: нехорошо вот так вырастать на пути. Шею человека обнимал меховой воротник, а на голове свернулась черным зверьком шапка. Мужчина, почему-то такой одинокий, без прилипшего к нему напарника, смотрел сверху вниз и улыбался глазами. Снежные волки явно боялись его: теперь лишь свивались вихрями вдалеке, но не приближались ни на один лилипутский шаг.

Конечно же, Марина узнала его. По запоминающейся форме. По папиным фильмам. По играм мальчишек из класса, которые, вооружившись палочками, устраивали перестрелки – в них не погибал никто, но все равно было обидно. И, наконец дав волю слезам, тут же ручейками обогнувшим ее нос, она подскочила и потянула мужчину за рукав. Собрав все остатки еще верящей Марины, она сказала, ровно выстраивая недрожащие слова:

– Мне нужна помощь. Здравствуйте. Я Марина. И я собачка.

Сказка о Бумажном Принце 5

Бумажный Принц думал долго. Так ли просто покинуть башню, с которой сросся? Но искра отчаянно рвалась наружу и, точно за веревочку, тянула его за собой. Бумажный Принц ждал мифическое завтра, где все и всегда складывается, а решения даются удивительно легко. Но оно не наступало. Маленькая Кисточка не торопила и не выцветала. Она пела свои задорные песни, делая из волос Бумажного Принца невообразимое: как оказалось, из них можно было сложить корабль, лисичку или целое семейство птиц.

И наконец прозвучало заветное «да».

Но покинуть башню было не так просто. Та не выпускала Бумажного Принца, оплетая невидимыми нитями и не давая переступить порог. Она, говоря голосом Рогатой Королевы, распугала всех зверей. И даже рыбы перестали скользить под водой, зарывшись в ил.

– Я не пущу тебя, – шептала она. Но никто, кроме самого Бумажного Принца, не слышал этот голос.

– Уходи одна! – прокричал тогда он Маленькой Кисточке, зажимая уши ладонями так сильно, что из глаз вновь потекла краска, угрожая вылиться до конца, до капли.

Но Маленькая Кисточка не могла так просто бросить друга, раздавившего наконец назойливый многолапый страх. И вот она бегала по залитому светом городу, заглядывала в раскрытые окна, за каждым из которых цвел и плодоносил свой маленький мир.

– Кто-нибудь! – звала она. – Кто-нибудь, прошу вас, помогите!

Но люди, которые слышали этот крик, не сталкивались ни с чем подобным. У них и башен-то никогда не было. Легкие местных жителей наполняла свобода, а глаза их, широко раскрытые, смотрели прямо в расшитое стежками облаков небо, лишенное тревог. Они не могли помочь, и даже не потому, что не хотели.

Лишь один человек, голова которого вечно клонилась вниз из-за тяжести железного венца, окликнул Маленькую Кисточку и подозвал к себе. Он жил как все, как все работал, а печная труба его дома пускала вверх дым – неизменно колечками. Он мастерил самые красивые и круглые бочки, и от этого в глазах его, обутые в крохотные туфельки, плясали огоньки. Вот только на лице улыбки не было.

– У тебя такой красивый венец, – удивлялись соседи, довольно хлопая по румяным щекам. – Ни у кого – в городе и его округе – нет такого.

– Благодарю, – отвечал человек, про себя лишь отмечая: никому он не желает венца, подаренного кем-то некогда близким и впившегося в голову так крепко, что снять его было невозможно.