Лампадодромию, по обычаю, устраивали, как только солнце скрывалось за горизонт, и на узких дорогах рыночного холма вырастали тени, тогда по всей дистанции устанавливали временные посты для направления бега. Здесь же располагались зрители, подбадривающие бегунов криками. Дорога извивалась, подобно критскому лабиринту, имела множество ответвлений и тупиков. Сорок юношей от каждой илы выстраивались по всей длине, готовые перехватить факел и нестись с ним со всех ног к храму. Меня спешно прикрепили к иле ювелиров, почему, не знаю, очевидно, последние купили почётное право иметь в своём составе македонского представителя, как человека победившей стороны. Заметив, как юноши, стоящие на последнем рубеже, раздеваются донага и натираются оливковым маслом, я с немым вопросом взглянул на своего гимнасиарха, глазами спрашивая, надо ли и мне последовать их примеру. Тот, заметив смущение чужака, пояснил, что это необязательно. И добавил, что если я хочу действительно почтить бога-кузнеца, то желательно бежать обнажённым. Ощущая страшную неловкость, я потянул длинный хитон с плеч, снимая с себя пышные царские одежды, и когда последняя из них упала под ноги, по толпе пронёсся вздох восхищения. Один из греков, обладатель завитой клинообразной бородки, даже подбежал, желая прикоснуться. Я инстинктивно дёрнулся, уходя от прикосновения. В толпе раздался смех и выкрики недвусмысленного содержания. Похоже, моя внешность произвела большое впечатление и потому, чувствуя на себе множество липких заинтересованных взглядов, я отошёл в самую глубь дорожки, по которой должны были пробежать наши факелоносцы. На шее у меня оставался только амулет, подаренный тобою: золотая критская пчела с полным хоботком меда. Она таинственно мерцала на бледной, как египетский алебастр, коже. Длинные волосы, чтобы не мешали, я связал на затылке узкой лентой. Где-то внизу слышался шум, значит первые юноши уже начали состязание, значит уже недолог тот час, когда мне придется пробежать по холму ради нового покровительства.
— Прости меня, о Асклепий! Я вновь наношу тебе оскорбление, ставя твоё покровительство ниже любви к Александру.
Ждать пришлось совсем ничего. Дистанции для бегунов оказались совсем коротенькие, чтобы нетренированные сынки горшечников и ткачей не слишком запыхались или, не приведи боги, не споткнулись и не вывалили факела в городских нечистотах. Вскоре и первый юноша показался на противоположной стороне улицы, сжимая в крепком захвате трещащий на ветру факел. Я пригляделся: на его руке жёлтая повязка, означающая, что он представитель медников — изготовителей больших круглых котлов для храмов. Второй, с красной повязкой, принадлежал к кузнецам. Третий, четвёртый и даже пятый — ни у кого из них на предплечье не оказалось завязанной голубой ленточки, выходило, что тот, от кого я должен был принять эстафету, плёлся в самом конце. Уже и не надеясь его увидеть, я вдруг получил чувствительный шлепок по спине, позади стоял отдувающийся толстячок с багровым лицом и коптящим факелом, на толстой руке его едва трепетала съехавшая голубая лента. Чуть ли не взвыв от возмущения, я перехватил деревянную ручку факела и, не говоря ни слова, рванул за убежавшими далеко вперёд соперниками. Хорошо, что последний отрезок пути равнялся пяти стадиям, и у меня ещё было возможность, используя силу и ловкость непомерно длинных ног, перегнать большинство ремесленников, но отрыв от лидера казался непреодолимым. Грек уже поднимался по крутым ступеням подножья храма. Стиснув зубы, я, казалось, летел над землёй, не ощущая тяжести факела, обходя одного за другим соперников, видел только одного: русоволосого смуглого юношу с жёлтой повязкой, как он всходит и скрывается за стеной алтаря Еврисака, сына Аякса, а оттуда рукой подать до главного святилища. Холодея от страха проигрыша, вторым взлетел на холм и, также миновав алтарь, возле которого по утрам рядились временные работники с временными хозяевами, вбежал в святилище. Мой соперник уже стоял около треножника и, опустив факел, пытался разжечь лежащие в нём угли.
Я ударил его, как в бою. Коротко. В висок. Ударил, как учили.
Не обагрив рук кровью, просто на время обездвижил, боясь, чтобы никто не увидел святотатства, бросив свой факел на жертвенник, быстренько оттащил обмякшего грека за одну из колонн. Пламя золотой птицей взметнулось к резному портику, осветило величайшего героя Геракла и его битву с немейским львом. Я закричал и мне ответили. С пением гимнов, входя в святилище, ведя за собой трёх чёрных быков, посвящённых божеству. Ты шёл первым, таща на верёвке самого крупного и жирного, с белой звёздочкой на лбу. Глаза сверкали торжеством.
— Мой филэ победил! — возгласил так, чтобы слышали все, подняв в правой руке ритуальный нож.
Меня обмыли молодым вином и украсили голову зелёным плющом. Как посвященный, я даже провёл ночь в храме. В полном одиночестве, возле алтаря Гефеста, молясь ему и испрашивая благословения.
Александр Васильевич Сухово-Кобылин , Александр Николаевич Островский , Жан-Батист Мольер , Коллектив авторов , Педро Кальдерон , Пьер-Огюстен Карон де Бомарше
Драматургия / Проза / Зарубежная классическая проза / Античная литература / Европейская старинная литература / Прочая старинная литература / Древние книги