Я - твое поражение (СИ)

— Так уж и везде? — передразнил он. — Что-то мне кажется, вы не узнали и малой доли наслаждения. Удивляюсь, как такой неумелый любовник, как ты, смог удержать сына Филиппа невинными детскими шалостями. Все наши женщины умеют дарить восхитительные ласки только с помощью языка и губ.

— Это ремесло шлюхи! Мне не к лицу…

— Так ты пришёл учиться или орать о своём аристократическом достоинстве?!

— Я… прости. Мне необходимо это.

— Угу. И Александру — тоже. Уверен, он будет рад разнообразить ваши утехи.

Сгорая от стыда, я попросил в общих чертах описать, как происходит позорный процесс. Павсаний не стал жалеть и выдал всё настолько реалистично и без прикрас, что я ещё долго не мог отойти от нравственного шока.

— Неужели все делают это?

— Конечно! Между истинно любящими нет запретных тем!

— Но… ведь можно и рукой.

— От воздуха семя портится, почему, как ты думаешь, боги придумали весь процесс?

Пришлось согласиться, попрощавшись и идя к себе, я некоторое время находился в туманной прострации, безостановочно твердил:

— Невозможно, невозможно.

Вечером, оставшись вдвоём, прикидывал: сказать или нет, как вдруг ты сам заговорил о мучавшей меня идее. Мы, вдоволь нацеловавшись, обнялись, шепча, размечтались что бы было, будь я способен выносить ребенка. Как бы его назвали, как воспитывали, с каких лет взяли бы в поход. Обо всём, вплоть до нашей старости. Шутка, поначалу занимавшая не более, чем очередная забава, переросла в грустное осознание несовершенства нашей связи.

— И всё-таки как жаль, Гефестион, что ты никогда не возьмёшь на руки нашего малыша. Хочется или нет, но со временем мне придется уступить желаниям матери и взять себе жену, может быть, даже не одну.

Чувствуя, как знакомая боль возвращается, я припал к твоей груди, сходя с ума от мысли, как кто-то иной будет вот так же прикасаться, вдыхать твой аромат, кому-то другому ты будешь говорить ласковые слова и кричать чужое имя в момент оргазма. И решимость отворила уста, я прошептал:

— Есть способ. — Смущённо бубня себе под нос, запинаясь, попытался обрисовать то, чему так легко поверил сам. Удивлению твоему не было границ.

— Неужели ты действительно готов пройти через это? А если чудо свершится и ты забеременеешь, как рожать будешь?

— Тогда и подумаем, а сейчас, пока я не растерял запал, может попробуем, а?

Ты встревоженно посмотрел по сторонам, словно что-то прикидывая.

— Мой отважный филэ, если бы я не любил так сильно, что готов сердце вынуть из груди, клянусь, после я полюбил бы тебя именно так! Мы закроем все двери на засов и о том, что произойдёт, будем знать только мы двое. Никто не сможет упрекнуть тебя в разврате.

Понимая твои слова как согласие, я постарался приободриться. Выполнив все необходимые предосторожности, подошёл к тебе сидящему на ложе и опустился на колени.

— Только не смотри на меня. Очень стыдно.

— Филэ, неужели ты считаешь меня извращенцем или настолько жестоким, что, в угоду новых ощущений, я заставлю тебя пройти через позор? Нет, любимый, я буду страдать вместе с тобой ради нашего ребёнка.

Немного успокоив, придвинулся к самому краю ложа и широко развёл колени, предоставляя свободу действий. А я все никак не мог решиться, казалось бы, что здесь такого, но взять в рот, точно грязная шлюха у проходящего солдата, не мог.

Пока не мог.

— Смелее, — нежно прошептал ты и ободряюще погладил по макушке, осторожно подталкивая к своему паху. После недавней ванны и, будучи по своему обыкновению телесно чист, ты не вызывал отвращения, но… О боги!

— Ради ребёнка!

Зажмурившись, я осторожно коснулся губами твоего фаллоса и отпрянул, почувствовав, как он двинулся мне навстречу. Ты не торопил, хотя я и просил, не отвернулся, а свысока наблюдал, как я борюсь с собственной брезгливостью. Рука, лежащая на затылке, нежно собрала волосы в горсть и потянула вперёд.

Неужели ему нравится мое унижение?!

Пытаясь не думать ни о чём, я вновь приоткрыл рот и попытался насадиться так, как, поражаясь моей неопытности, рассказывал Павсаний. В горле перехватило дыхание. Чувствуя твоё желание, решительно пропихнул член между зубами, стараясь не касаться нежной кожицы. Замер, не понимая, как поступить дальше, как вдруг ты сам подсказал, когда осторожно двинул бёдрами, медленно выходя в рот и самостоятельно обустраиваясь у меня на языке.

— Гефестион… — протяжно застонал, откидываясь назад.