Я уйду с рассветом

— Не отключайся, fy nghariad aur.[79] Ты должна оставаться со мной.

— Я останусь, — еле слышно, так, что мне пришлось напрячь слух, пообещала она.

Я вступил на ледник. Пес последовал за мной, но заскользил по насту. Попятившись назад, он заскулил.

— Ко мне, Отто! Иди сюда!

Но он не подчинился и отчаянно залаял.

Шарлотта вздрогнула у меня на руках:

— Отто? Где он? Ко мне, мальчик!

— Он не может идти за нами по льду.

— Не бросай его. Прошу, не бросай его! — В ее голосе звучала тревога, она даже попыталась заглянуть мне за плечо.

— Тихо. Не брошу. — Я повернулся, стараясь не оступиться на опасном склоне, и двинулся обратно к пуделю, бешено замахавшему хвостом. — Глупое животное… — с нежностью произнес я. — Готов напасть на вооруженного солдата, а по льду пройти боишься.

И я пустился в переход по леднику с собакой на плечах и женщиной на руках. Когда лед кончился, я поставил Отто на землю и снял кошки, затем снова взял Шарлотту на руки и двинулся в долгий путь вниз по склону через тундру.

Дойдя до расселины, я вынужден был остановиться, чтобы передохнуть. Нести раненую по осыпающемуся склону, не имея даже возможности посмотреть себе под ноги, мне было не под силу. Я снял рюкзак, распихал по карманам наши документы и приторочил ее кобуру с кольтом себе на бедро. Затем связал руки Шарлотты и, накинув их себе на шею, как петлю, подвесил женщину на закорки и закрепил веревкой.

Спуск по расселине оказался трудным испытанием. Несколько раз Шарлотта приходила в сознание и пыталась уцепиться за меня, но в основном просто болталась у меня на спине, и только веревка, которой мы были надежно связаны, не позволяла ей соскользнуть.

Когда мы достигли выступа и русла ручья, солнце, окрашивая небо в бордово-красные тона, уходило за горизонт. Шарлотту начало трясти.

Я обрезал веревки и уложил ее на землю. Мы с Отто напились из маленького водопада. Я промочил пересохшие губы Шарлотты, не рискнув побеспокоить, чтобы напоить.

Она то приходила в себя, то бредила. Проверяя рану, я приподнял бинты, и Шарлотта застонала. Прижигание помогло, и дырка от пули не раскрылась.

Я снова завернул молодую женщину в пальто и одеяла. Она застонала, когда я приподнимал ее, и тогда я прижался губами к ее лбу. Кожа была теплой и влажной.

Километры быстро уходили из-под ног, Отто едва поспевал за мной. Мы достигли дороги, ведущей к деревне, когда синие сумерки перешли в черноту ночи. Луна была в последней четверти, на ущербе. Полумесяц поднялся над верхушками деревьев, и тропа, по которой мы шли, оказалась хорошо освещена. Тени были прохладными и густыми, и облака, проплывавшие по небу, сгущали их еще больше.

Редкие снежинки, видимые в зыбком лунном свете, таяли, не долетев до земли. От тепла, исходившего от Шарлотты, у меня на спине взмокла рубашка. Неровная тропа, вившаяся вдоль русла реки, перешла в дорогу, ведущую в Клюз. Когда мы достигли Сикст-Фер-а-Шеваль, деревня уже спала: ставни в домах были захлопнуты на ночь. Ни вывески доктора, ни больницы. Однако я понимал, что Шарлотте необходима помощь, которой простой сельский врач оказать не в состоянии, поэтому продолжал идти.

Плечи ныли, но я ускорил шаг и ухватил покрепче свою ношу. Шарлотта стонала и бормотала что-то неразборчивое. Я вцепился в нее и принялся рассказывать о доме: о каменном заборе, который пора чинить, о коттедже, который построил мой прапрапрадед; о том, как ветер поет на холмах. Я рассказал ей о детстве Оуэна, о том, как однажды он попытался подоить соседского быка; как построенный им плот начал тонуть посреди холодной реки, и мне пришлось прыгнуть в воду, чтобы вытащить сына.

Несколько часов спустя, когда мы миновали кладбище Клюза, где я похоронил младенца, Шарлотта уже горела от жара и бредила.

До больницы я добрался с первыми лучами озарившего восток солнца. Дверь оказалась запертой. Я начал барабанить ногой.

— Откройте! Мне нужен доктор! — кричал я до тех пор, пока изнутри не раздались шаги.

Дверь открылась, и показалась молодая девушка.

— Месье…

Я оттолкнул ее плечом и вошел в здание. Девушка устремилась за мной:

— Monsieur, vous ne pouvez pas…[80]

Я чуть не сбил с ног медсестру с суровым лицом, вышедшую из палаты в коридор. Чтобы удержаться на ногах, она ухватилась за одеяла, в которые была закутана Шарлотта. Увидев лицо раненой, медсестра накинулась на меня с расспросами.

— Прошу вас! Мне нужен доктор. Срочно! — не слушал ее я.

Сказав что-то шедшей за мной девушке, она кивнула:

— Проходите. Что с ней случилось?

— Она ранена, пуля вошла в левый бок. Вчера утром. — Я шел вслед за медсестрой по больничному коридору. Мы завернули направо, в другое крыло. — Я прижег рану. Иначе она истекла бы кровью.

Суровая женщина привела меня в операционную и указала на стол:

— Кладите ее сюда.

Я подчинился. Затем погладил Шарлотту по щеке. На лишенном красок лице резко выделялись брови и ресницы. Она не отозвалась, когда я прошептал ее имя.

Меня выпроводили в коридор, а в операционную поспешили врачи и персонал.