Я уйду с рассветом

Для троих кровать была слишком мала, и я лег, оставив на весу ноги. Я старался не задевать Шарлотту, но она поймала мою руку и прижала к себе.

— Иди сюда.

— Я не хочу сделать тебе больно, — ответил я, подчиняясь.

— И не сделаешь. — Она вздохнула, пока я осторожно пристраивался к ней под бок.

Я положил подбородок ей на макушку и прижался к ее телу. Отто согревал нам ступни.

— Как же я буду по тебе скучать… — прошептал она.

— А я по тебе. Мне жаль, что мы так и не отыскали ответов на твои вопросы.

Она уткнулась лицом мне в грудь и обхватила руку, которой я ее обнимал.

— Зато я нашла кое-что другое.

Шарлотта была изящной и слабой, отзывчивой и страстной, нежной идо бесконечности храброй. Я мог бы до конца жизни держать ее в объятиях, так и лежать, пока не наступят сумерки последнего дня. Я закрыл глаза и прижался губами к ее макушке. Шарлотта оставалась для меня загадкой, хотя мы и не разлучались предыдущие две недели. Но я точно знал, что она пылкая, бесстрашная и преданная, и мне была невыносима мысль о расставании с ней.

Время летело слишком быстро. Мы оба не спали, просто лежали в обнимку. Когда настал полдень, во дворе начал собираться военный конвой.

— Я бы подождал тебя…

— Знаю… — прошептала она. — Но теперь ты должен идти.

Я высвободился из ее объятий, расправил простыни и спрятал кольт под подушку. Присев на край койки, принялся надевать ботинки. Отто переместился так, чтобы его морда лежала у меня на бедре, пока я завязывал шнурки. Наконец я выпрямился и запустил пальцы в его черные кудряшки, прощупывая уши.

— Ты — славный парень, — мягко сказал я ему. Брови у него дернулись. — Я так благодарен тебе за то, что ты нашел нас тогда у реки и провел со мной все эти дни. Я знаю, что ты любишь ее не меньше моего, так что я не буду эгоистом и не позову тебя с собой. Оставайся с Шарлоттой и позаботься о ней.

Пес смотрел на меня своими темными глазами внимательно, с почти человеческой проницательностью. Он постучал хвостом по постели и ткнулся мордой мне в руку. Я наклонился и почесал его между ушами, погладил по спине. Когда я отстранился, Отто лизнул меня в щеку.

Поднявшись, я вновь повернулся к Шарлотте, склонился над койкой и, оперевшись обеими руками о края кровати, прислонился лбом к ее голове. В горле у нее захрипело, а лицо прижалось к моей шее. Я почувствовал, что из ее глаз льются слезы.

— Нет женщины с сердцем храбрее, чем твое, — прошептал я.

Она всхлипнула:

— Я найду тебя после войны.

— Обязательно! Hwyl fair am nawr. Это значит «прощай», но только до следующей встречи. — Я взял ее лицо в ладони и поцеловал в губы, теплые и мокрые от слез. А потом заставил себя отпустить ее.

Остановившись в дверях палаты, я оглянулся. Отто сидел на кровати и смотрел на меня, навострив уши. Шарлотта повернула ко мне голову, прикрывая рот рукой. Когда я помахал им, взгляд у меня затуманился.

И я пошел прочь, все еще чувствуя соленый вкус ее слез на своих губах.

В грузовике было полно народу. Рядом со мной сидели племянник матушки Клеманс и солдат-француз. Нас болтало вперед-назад, пока машина преодолевала ухабистую холмистую дорогу. Взглянув за борт, я увидел, что мы третьи с конца в конвое из десяти машин.

Я прикрыл глаза, и постепенно тряска и бормотание французов убаюкали меня. Накатила сонливость, голова отяжелела, подбородок упал на грудь.

Я чувствовал, как вши копошатся у меня в голове. Когда я расчесал макушку, под ногтями осталась кровь. Но зуд не проходил.

Мой ботинок изучала крыса, но вместо того, чтобы отшвырнуть ее, я лишь безучастно наблюдал. Во мне шевельнулось нечто вроде жалости или даже зависти к бедному животному, которое так же, как и я, застряло в этой грязи, но не мучилось от страха, печали или тоски. Крыса перестала кружить вокруг ботинка и принялась грызть свой зад с таким же ожесточением, с каким я расчесывал голову. Жалость и зависть перешли в сочувствие.

Звуки, производимые ногтями, скребущими плоть, привлекли мое внимание, и я посмотрел на Артура. Он беспокойно дремал рядом, распростершись на стрелковой ступени окопа. Я глянул на парня, лежавшего напротив меня. Он, постанывая, отчаянно раздирал кожу на голове, и вдруг неожиданно поднялся на ноги.