— Здесь тупик. — Я сморгнул, вернувшись в реальный мир. Полковник указывал направо. — Похоже, эти помещения использовали под склады и спальни. Остальные… Идите сюда.
В тоннелях стоял дух страдания, страха и боли. По мере того, как мы продвигались по подземным переходам, эта вонь усиливалась.
Я дышал ртом, медленно и неглубоко, но все равно чувствовал вкус отчаяния. Я концентрировался на каждом шаге, не сводя глаз со спины полковника, шедшего впереди. Таким образом я старался отвлечься от сжимавшихся вокруг меня стен. Оуэн мог быть тут, а я ни за что не оставлю его гнить в этом жутком месте.
Первое помещение, в которое мы вошли, напоминало контору — непримечательная комната со столом и четырьмя стульями. Один из стульев стоял посередине. Его перевернули, привязали к нему обнаженную девушку и превратили ее в месиво из плоти и костей. Со спины, ягодиц и бедер жертвы была содрана кожа.
— Святые угодники! — выдохнул я и бросился к ней.
Но полковник остановил меня, взяв за плечо:
— Она мертва, Гравенор. Они все мертвы.
Так и было. Все тридцать узников, содержавшихся в полутора десятках камер вдоль длинного узкого коридора, были мертвы. Замученные до состояния искореженных бесформенных груд. Каждого прикончили выстрелом в голову. Мужчины и женщины, молодые и пожилые… Самой юной девушке было не больше пятнадцати, и ей пришлось столько перетерпеть, пока смерть не избавила ее от мучений. Солдат рвало в тоннеле.
— Сэр? — Голос раздался из самой последней комнаты в коридоре. — Вы должны это увидеть.
В центре этого помещения, чуть просторнее прочих, стоял стол, залитый засохшей кровью. На полу лежал распростертый мужчина с черной кровавой кашей вместо лица. Вокруг размозженного черепа валялись обломки стула. На нем была униформа вермахта.
Я потер лоб и сжал переносицу. Меня неотступно преследовали эти кровавые пятна на полу.
— Я думаю, что мой сын был здесь. Но его нет среди мертвых.
Полковник не спросил меня, откуда я это знаю. Он вывел нас наружу. У всех были напряженные и осунувшиеся лица.
— Передохните, господа, — сказал полковник. — А потом мы вернемся и заберем тела бедолаг.
— Благодарю вас, полковник.
Он обернулся ко мне:
— Мне жаль, что мы не обнаружили вашего сына, но я рад, что его не оказалось в том аду. Удачи вам, Гравенор.
— И вам, сэр.
Полковник глубоко вздохнул и обратился к своим солдатам:
— Пошли, ребята. В таком месте никого нельзя оставлять.
Я брел по улицам города, будучи не в состоянии избавиться от воспоминаний о смердящей комнатенке с залитыми кровью столом и полом. О пустых глазницах и изуродованных телах. О запахе ужаса, который там творился. Меня пошатнуло, и я свернул в переулок, где прислонился к шершавой и прохладной каменной стене. Я давился и кашлял, но завязанный в узел желудок не желал расслабиться и вывернуть содержимое на мостовую.
Я уткнулся в стену лбом. Во мне бушевал гнев. Нестерпимо тянуло ударить кулаком по камню, но кончилось бы это переломом руки, чего я никак не мог себе позволить при данных обстоятельствах. Я закрыл глаза и стал дышать. Гнев постепенно утих, перейдя в оцепенение. Я поймал себя на том, что мне не хватает рядом Шарлотты, ее прохладной ладони на моем плече.
Я выпрямился, заставив себя стоять ровно, и пустился в обратный путь, к больнице. В коридоре около палаты Северин мне встретилась медсестра:
— Вы только что разминулись с другим мужчиной, месье.
Я не сразу понял ее, но как только до меня дошел смысл слов, настороженно обернулся:
— С каким таким другим мужчиной?