Я уйду с рассветом

Тон моего голоса заставил ее остановиться, она наморщила лоб:

— С тем самым, который привез сюда пациентку несколько дней назад.

Северин не помнила, как она попала в больницу. Я пытался расспросить медперсонал, но никто ничего не знал. Я глянул в пустой коридор.

— Так он был здесь?

— Да. Справлялся о состоянии девушки.

— Я бы хотел поблагодарить его.

И узнать, где он нашел Северин. Это помогло бы мне с поисками.

— Я сказала ему об этом, но он не пожелал остаться.

— Как он выглядел?

Она развела руками:

— Обычно. Не высокий, но и не низкий. Не толстый и не худой. Извините, но я не запомнила никаких особых примет.

Отмахнувшись от извинений, я почесал в затылке.

— Припоминаю лишь его фетровую шляпу. Черную — потому-то я и обратила на нее внимание. — Медсестра произнесла это скептически, видимо, считая черный цвет неуместным. Но я не понял, почему.

Огромными шагами я пролетел коридор и лестницу. Выбежав на улицу, сначала посмотрел на север. Не увидев черной шляпы, взглянул в противоположную сторону и успел заметить, как одетый во все черное мужчина поворачивает на восток.

Я поспешил за ним, перейдя на бег. Завернув за угол, я увидел его и принялся кричать. Однако, повнимательнее приглядевшись к нему, замолчал.

Как и сказала медсестра, он был среднего роста и среднего телосложения. Кроме шляпы, ничто не выделяло его из толпы. Он не прогуливался, но и не спешил, шел размеренным шагом, но при этом целенаправленно, явно зная, куда идет. Мужчина снял шляпу и нес ее, прижимая к боку. Через несколько метров он незаметно, не сбавляя скорости, бросил головной убор на землю.

Я следовал за ним. Помня, что из-за высокого роста виден в любой толпе, я оставался на приличном расстоянии от мужчины, и если и поглядывал на него, то только изредка и невзначай. Он продолжал двигаться на восток, прочь от реки, в том направлении, откуда я пришел.

Толпа рассеялась, я держался поодаль, а когда он остановился, чтобы поговорить с какой-то женщиной, нырнул в подъезд. Женщина была настолько исхудавшей, что платье висело на ней как простыня, сохнущая на бельевой веревке. Больше я ничего не разглядел.

Я прошел за ними квартал — примерно около километра. А потом мужчина завел женщину в какой-то магазинчик, заброшенный и разграбленный. Присмотревшись, я обнаружил на втором этаже окна. Там могла находиться какая-нибудь контора. Или квартиры. Я сразу вспомнил лавочку с красным навесом в Париже на рю Паве. Мне показалось, что это было так давно…

На улице перед зданием никого не было, на верхнем этаже тоже никакого движения не наблюдалось. Я просунул руку под рубашку, достал из боковой кобуры люгер и убедился, что он полностью заряжен. Не сводя глаз с окон, я перешел на другую сторону улицы. По обеим сторонам от магазинчика стояли дома повыше. Мне некогда было выяснять, есть ли в здании черный ход.

Я осмотрел дверь и, поняв, что она не заперта, вошел. Внутри витали запахи затхлости и пыли. Прикрыв за собой дверь, я присел на корточки, ожидая, когда глаза привыкнут к темноте. Все было тихо. Постепенно тени обретали форму — оказалось, что это перевернутые полки. Я выпрямился и, крадучись, пошел вдоль стены. Под ногами хрустело стекло.

Услышав движение, точнее скрип шагов, я замер. Наверху кто-то ходил. Я уставился на потолок, напрягая слух. Оттуда доносились тихие неразборчивые голоса.

А потом раздались крики.

XXIV

19 мая 1944 года

Дорогой отец!

Я тоже стану отцом. Представляешь?!

Оуэн

Анри

Когда я вернулся, он не спал. Возвращаться в больницу было рискованно, но меня беспокоило ее состояние. Я вспомнил о Миле и прижал руку к сердцу — туда, где в нагрудном кармане лежал портсигар.

Я вздохнул с облегчением, узнав, что жена Оуэна поправляется. Меня нисколько не удивило, что его отец все-таки разыскал ее. Он произвел на меня впечатление упорного человека.

По смещенным путам на предплечьях Оуэна, привязанного к стулу, я понял, что он пытался их ослабить. Он присматривался ко мне, щурясь единственным глазом, а когда узнал, его изуродованное лицо исказилось.

— Я думал, что ты умер, — хрипло произнес он.

Его голос звучал так, будто ему запихивали в глотку стекло и колючую проволоку.

— Было время, я и сам так считал.

Я потер грудь, ощутив узелки шрама. Всегда симпатизировал этому парню. И знал, что он не доверяет мне. Он был умным, бесстрашным и честным, но при этом податливым и наивным. Так, по крайней мере, я думал, пока два года назад на темном чердаке он не пустил пулю мне в сердце. Но я не испытывал к нему ненависти. Мужчины все время убивают друг друга, особенно на войне. Просто у нас были разные критерии для убийства.

— К счастью для меня, ты неважно целишься.

Он ухмыльнулся и выдохнул со свистом:

— Я всегда знал, что ты не тот, за кого себя выдаешь.

— Да, знал, и я уважаю это. — Я пододвинул стул вплотную к его коленям. — А теперь ты должен рассказать мне то, что тебе известно.

Его единственный глаз затек кровью, но он не отвел взгляда:

— Ты услышишь от меня то же, что и они.

Я внимательно присмотрелся к нему: