Рита осталась в строю. Колонна заключенных стояла возле железной дороги. Метрах в пятидесяти от дороги по правую руку начиналась тайга, по левую, вблизи от насыпи, куда им велели подняться, стояли одинокие сосны и ели. Сквозь них виднелась лента грунтовой дороги, а дальше шумела все та же тайга, угрюмая и непокорная. По обе стороны насыпи женщи ны вбивали низенькие колышки и, привязав к ним тонкую бечеву, натягивали ее. Дорога шла резко под уклон. Казалось, что там, куда едва доставал глаз, она обрывается в пропасть.
Рита смотрела и не могла понять, каким же чудом поезда побеждают отвесный крутой подъем.
— Смотришь, девонька? — спросила желтолицая седая жен щина в заплатанных ватных брюках. Рита кивнула головой, не в силах вымолвить ни слова. — Дивишься, небось, как паровоз по эдакой крутизне ходит? Не на такое еще здесь насмотришься.
Паровозы, они железные, а машинисты — малосрочники, ге ройствуют, вагоны часто с рельс сходят. Вот мы дорогу и подиимать будем.
Поднять дорогу?.. Как ее поднимешь?! Шутит, наверно...
Не похоже... Глаза у нее больные, слезятся... — раздумывала Рита. Когда вбили колышки и натянули бечеву, начальник конвоя предупредил:
— Веревка — запретная зона. Один шаг за нее — пуля в затрллок. Работайте! Ты, — старший сержант ткнул пальцем в сторону Риты, — отдай штопку ей, — он указал на желто лицую женщину в ватных брюках.
— Какую штопку? — не поняла Рита.
— Ту, что в руках держишь, дура деревенская. Этой дере вянной лопатой путя подштопывают. Возьми железную лопату у матушки, — начальник конвоя кивнул в сторону Ефросиньи, — а ее сегодня на вагу посадим, пусть живот поднатужит, ногами подрыгает. Ты спускайся вниз, носилки грузить. Долго гривая попадья у меня попотеет. Молись, матушка! Трудись! — Заметив, что Рита хочет что-то сказать, начальник конвоя
181
снял с плеча автомат и выразительно похлопал рукой по прикладу.
— Видишь, чем пахнет? Марш на работу! — ничего не понимая, Рита сошла с насыпи. Вместе с ней спустились еще трое, они встали возле большой кучи гравия. Вереница женщин с деревянными носилками в руках потянулась к ним.
— Полней накладывай! — приказал конвоир Рите.
— Они не донесут, — хрипло возразила Рита.
— Чтоб я последнее слово от тебя слышал! За запретку прогуляешься! — пригрозил конвоир.
До обеда Рита работала молча. Женщины иногда роняли короткие фразы вполголоса, обращаясь друг к другу. Но Ри та не знала никого из них, да и ее пока не знал никто. Иногда она глядела вверх на насыпь. Заключенные принесли бревно, сунули его по;д шпалу — ямку они заготовили раньше, — шестеро из них легли телами на самодельный рычаг. Корот кий отрезок железной дороги немного поднялся вверх. Рычаг, его почему-то называли вагой, клонился вниз.
— Раскачивайте вагу! — кричал конвоир.
— Животом налегай, матушка! Животом! Ножками дры гай! — весело хохотал начальник конвоя.
Под приподнятые шпалы женщины бросали лопаты песка и гравия. Четверо заключенных — среди них Рита узнала желтолицую — поспешно трамбовали гравий штопками.
— Штопайте лучше! — кричал начальник охраны.
— Чо зыркаешь, контра?! — пробурчал молодой конвоир, пиная Риту носком сапога. — Работай!
Солнце поднялось высоко. Тучи мелкого гнуса, как тонкая кисея, скрывали лица заключенных. Гнус жалил лицо, лез в глаза, кусал открытые руки, заползал под одежду, набивался в нос и в уши. Стоило на минуту открыть рот, и Рита с омер зением сплевывала черную от гнуса слюну. Конвоиры натянули на лица волосяные сетки накомарников и, несмотря на жару, приказали развести костры. Конвоиры подбрасывали в огонь зеленые сырые ветки. Густой дым поднимался над чадящими кострами, отгоняя таежный гнус и комаров.
— В гробу я видел такую службу, — выругался молодой конвоир, тот самый, что ударил Риту. Лопата уже дважды
182
выскальзывала из ее ослабевших рук. Рита пыталась выпря миться, отдохнуть, хотя бы минуту, смахнуть с лица крыла тую нечисть, но всякий раз, стоило ей только разогнуться, конвоир злобно кричал:
— Шевелись, контра! — и Рита шевелилась, сама не соз навая, что она делает.
— Кончай работать! Обед! — объявил начальник конвоя.
Рита, пошатываясь, подошла к подводе. Тощая лошадь недо вольно фыркала, ожесточенно хлестала себя хвостом по кру пу, яростно мотала головой, отгоняя сотни тысяч маленьких кровопийц, жадно облепивших усталое тело животного. На подводе стояла сосновая бочка с баландой. Рита, вспомнив, что у нее нет посуды, беспомощно оглянулась кругом.