«Я вырос в сталинскую эпоху». Политический автопортрет советского журналиста

– Комедии, а не опуса. Пусть бы каждый автор так работал над своим произведением.

– Пусть будет так… У вас нет ни одного положительного лица. Все уроды, марсиане какие-то. Будто бы у нас на Руси нет хороших людей – знатных стахановцев, новаторов и т. д.

– Кто умеет высмеивать плохое, тот призывает к хорошему… Что же касается положительных образов, то вы неправы. А Осип? А благородный смех? А сам автор?

– Осип, Осип! Что в нем положительного? Толкует о какой-то трескотне в животе и Хлестакова к тому подбивает. Это, братец мой, совсем уже скверно.

– Не усматриваете ли вы в этом заговора?

– Заговор – не заговор, а натурализм, вульгарный материализм вижу отчетливо… В жизни так не бывает.

– Не знаю, как вы, а я встречал такие случаи, и притом нередко.

– Возможно… В провинции все возможно. Но это же единично, не типично.

– А я и не пишу о всеобщем голоде… Мне хотелось показать, что без пищи не может жить ни один человек. Ни один! В том числе и такая благородная, тонкая личность, как Хлестаков.

– Но разве это материал для комедии? Комедия должна быть изящной, эстетически насыщенной.

– Извините, но в народе говорят: «голод не тетка». А нередко к этому добавляют: «сытый голодного не поймет».

– В народе о многом могут говорить. Мало ли еще у нас обывателей. Пережитки проклятого прошлого в сознании людей весьма живучи.

– И я, видно, заражен этим пережитком: есть хочу, Пушкина вспоминаю, Тараса Бульбу люблю…

– Ну, вот, видите… Пушкина вспоминать вы можете, но о желании нормально есть, о денежных затруднениях людей писать нельзя.

– Почему? Я, грешный человек, не вижу в этом ничего криминального.

– Вы не видите, зато я вижу… С политической точки зрения нецелесообразно. Что может подумать заграница? Би-би-си сразу заорет. Это же мировой скандал!

– Верно, что скандал…А у алжирского бея под носом шишка.

– Что, что?

– Это так, к слову пришлось… А вы завтракали сегодня?

– Гм… Конечно. Правда, скромненько. У меня пока нет таких денег, как, скажем, у Константина Симонова.

– О бюджете Симонова я ничего не знаю – не интересовался этим. Зато знаю, что я лично сегодня не завтракал. По причине полного отсутствия денег. Вчера их не было, сегодня нет, да и завтра не знаю, где их взять. А долгов у меня!

– Надо, дорогой, работать, зарабатывать, будут тогда у вас и деньжонки. Жаловаться, ныть перестанете.

– Ох, эти деньги!

– И никакой они не «ох». На них можно купить все.

– В том числе и добросовестность, и талант.

– Они согнут в дугу любую добросовестность, любой талант… Заставят кровью харкать… Поняли?! Деньги – великое дело, что бы про них ни говорили вольные художники вроде вас… Работать надо, зарабатывать!

– Я немало работал и работаю. Один «Ревизор» сколько сил и времени поглотил.

– А что заработали? Дулю?

– В том-то и дело… И дулю купить не на что.

– Сами не заработали, да и государство в расход ввели.

– Печальное явление.

– Такие факты нехарактерны для нашего времени.

– Зато они весьма характерны для меня. Не завтракал, да и пообедать не придется… А в животе трескотня такая, будто полк солдат…

– Хватит разглагольствовать! Жить вы не умеете. Я не понимаю таких, как вы.

– Не понимаете? Что же тут непонятного? Только на гонорар живу. Состоятельных родственников и знакомых у меня нет. И других источников дохода нет. Ловчить я безнадежно не умею. И взяток не беру – ни борзыми щенками, ни деньгами, ни роялями.

– Надо писать такое, что можно печатать… Чем-то иным я помочь вам не смогу.

– Как же мне быть? Нелепо получится, если я умру с голоду или от горя руки на себя наложу.

– Не пугайте меня… Пишите то, что нужно.

– У меня же сатирическое направление. Мой удел, моя гражданская обязанность – обличать подлость и пошлость современной жизни… К другому писанию душа не лежит.

– Душа не лежит! А кому это интересно знать, к чему лежит, а к чему не лежит у вас душа? Кто будет вникать в такие тонкости? Душа – понятие идеалистическое, а мы – материалисты. Деньжонки так себе не даются, друг мой.

– Ну, что же мне делать?

– Надо всегда учитывать конъюнктуру. Скажем, наступило время приподнять русских. Газеты об этом дали сигнал. Что делает в таком случае литератор? Он срочно пишет о каком-либо приоритете: роман, повесть, драму, стихи – это все равно. Вот вам и деньжонки, и слава, а то и лауреатское звание.

– Но я так работать не могу… Мне надо вы^' носить, продумать, выстрадать.

– Надо повышать мастерство, непрерывно учиться у наших славных классиков… Или еще пример. Возникла необходимость резко переоценить мнения об Иване Грозном, сделать его помягче. Вот вам и шанс написать трилогию.

– Это совсем для меня не подходит.

– Пронюхали вы такой факт: летчик остался без ног, а потом с протезами научился управлять самолетом. Фактец феноменальный!

– Быстро об этом я написать не смогу. Об этом надо кровью сердца писать, как о Тарасе Бульбе.

– Отсталые настроения… Настоящий литератор в таких случаях поступает просто и разумно: за месяц-два между делом он создает объемистый романище³⁾.

– Неужто за такой срок – и романище?