«Я вырос в сталинскую эпоху». Политический автопортрет советского журналиста

5. Д. Писарев и его разговор с «почитателем русских дарований»

– Ну, а ты зачем пришел? Зачем в классики лезешь? Желторотый еще.

– Прошу не оскорблять. Если меня не зовут в классики, то это еще ни о чем не говорит. Я люблю заглядывать туда, куда меня не приглашают. Что касается молодости, то она нисколько не позорит меня.

– Гм, все тот же нигилист. Я, я!

– Прошу обращаться ко мне на «вы». Человек без «я» – засвеченная фотопленка… Я не слышал, чтобы Ленин меня называл нигилистом. Ясно вам?

– Да как ты смеешь ссылаться на такие авторитеты!.. Если ты Пушкина оскорбил, то себя-то я оскорблять не дозволю.

– Вон оно что! Что же общего между вами и Пушкиным? Я не знаю, что мог бы о вас сказать Пушкин, но что сказано обо мне Лениным – хорошо знаю. Есть частица и моего труда в формировании Ленина как человека, мыслителя, борца.

– Это ли не нахальство! Будто Ленин не родился гением.

– В природе нет гена гениальности – все зависит от влияний окружающей среды! В детстве и он был точно таким же, как и я… Я не хочу его офараонить, как пытаетесь делать вы. Для меня он – человек, мыслитель, борец, а не божество в образе человека.

– Привык поучать.

– Имею такую слабость… Еще раз прошу обращаться на «вы».

– И Пушкина поучать не постеснялся. Как не стыдно!

– Мстительный вы человек… Поучать я не мог – поэта не было в живых. Я оберег его наследство от фараонного бальзамирования: в мои дни понадобились Базаров, но не Онегин, Рахметов, но не Ленский, Вера Павловна, но не Ольга Ларина… На арену общественной жизни вышел Чернышевский. Уверяю вас: именем Пушкина тогда кормились оравы бездельников, его имя превращали в пугало. Но защищать мыслящий пролетариат, отстаивать Базарова, оберегать от клеветы Герцена и Чернышевского любителей не находилось. Пришлось за соответствующее «вознаграждение» от царя и его холопов взять на себя этот неблагодарный труд. Ясно вам?

– От вас и сейчас базаровщиной так и прет.

– Люблю таких, как Базаров и Рахметов, и осмелюсь сказать: Базаров и Мичурин¹²⁾ – одно и то же; они только жили в разное время. Один говорил: «Природа не храм, а мастерская, и человек в ней работник». Второй вторил ему: «Мы не можем ждать милостей от природы, взять их – наша задача».

– Глупая аналогия.

– Назвать человека дураком еще не значит доказать, что он на самом деле дурак. Вы не отрицайте, а опровергайте мои доводы.

– Знаю, что вы за словом не лезете в карман.

– Злитесь или завидуете?

– Дерзость языка и подвела вас – в тюремную камеру угодили.

– Чем и горжусь. Что дает право считать свой язык орудием борьбы.

– Боритесь, боритесь… Зачем же ко мне пожаловали?

– Бороться.

– Ишь ты!

– Оставим праздную болтовню и перейдем к делу. Вы рецензировали рукопись Н.?

– Рецензировал.

– Какое ваше мнение о ней?

– Не классика, конечно.

– Зачем же вы тогда пишете в рецензии: «Автор безусловно хорошо знает и любит советскую литературу. Работы Н.¹³⁾ подкупают широтой постановки вопросов, своей искренностью, важностью, стремлением автора тесно связать анализ произведенной литературы с явлениями жизни». И далее вы пишете: «Это человек вдумчивый, серьезный, к тому же хорошо владеющий литературным языком. Статьи его написаны живо, эмоционально, читаются легко. У автора есть свой стиль, своя индивидуальная манера изложения материала, свой самостоятельный и порой очень свежий взгляд на произведения литературы».

– Я не вижу ничего плохого в написанном.

– А я вот вижу… Какой же вы трусливый и жестокий человек.

– Полегче, молодой человек.

– Вы требуете, чтобы с вами обращались полегче. А почему с другими не хотите так обращаться? Дав столь высокую общую оценку рукописи, вы через несколько абзацев выносите нелепейший приговор о ней: «Рукопись Н. грешит существенными недостатками. В своем нынешнем виде она вряд ли может быть принята в печать каким-либо издательством. Да и большинство собранных здесь статей написаны автором два-три года назад, в какой-то степени представляют уже запоздалый отклик на события литературной жизни». Какая бесшабашность, какая жестокость! Да я бы на месте этого автора плюнул вам в лицо…

– Не все же такие невыдержанные, как вы. Автор знает, что бывает у нас за хулиганство.

– Рассчитываете на выдержку человека, вы буквально издеваетесь над ним: «Но вместе с тем эта рукопись свидетельствует о том, что в лице ее автора мы имеем дело с человеком одаренным, чей серьезный труд в области литературы возбуждает к себе симпатию и, несомненно, заслуживает поддержки и внимания, особенно если учесть, что Н. не является критиком-профессионалом». Вдумайтесь-ка в значение этих слов. Они же похожи на духовный садизм, на пытку. Сначала похвалить, потом оплевать, а после снова похвалить. Что же это такое? И на каком основании вы забраковали эту рукопись, свели на нет добросовестный, упорный и, видимо, не бесполезный для общества труд человека?

– Я это пояснил. Привел выдержки, отыскал неудачные выражения…

– И этого для вас вполне достаточно?

– Как видите.

– Ну и ну! Вы же не опровергли ни одной идеи, не разобрали ни одной его работы.

– А зачем это?