«Я вырос в сталинскую эпоху». Политический автопортрет советского журналиста

У Данилкина была, однако, счастливая молодость. Совсем юнцом он участвовал в коллективизации, вымещая ненависть к богачам так неистово, так азартно, что после организации колхозов, завершения периода бури и натиска ему пришлось покинуть село, отказаться от должности и пойти в рабочие. Но из деревни он ушел победителем. И это чувство укрепилось в нем на строительных площадках Березниковского химического комбината. Он был среди победителей природы, но также косности, саботажа, неверия в лучшее будущее. И он чувствовал себя равным среди них.

Военный опыт был у Михаила Данилкина иным. Он почувствовал, что его победу все время пытались украсть генералы, люди в золотых погонах и орденах. «Батюшка мой! – писал он Сталину. – Сколько же сейчас этих погон и рангов! Нужно целое производство по изготовлению кантов, лампас, погонов. А Чапаев хорош был и без них. А образ Чапаева, скажем прямо, понятнее и дороже образа маршала Рокоссовского»[293]. И в конце концов, победу в войне украли. Так же, впрочем, как и победу в Березниках в годы ежовщины. Но победы все-таки были, и они рождали надежду на справедливость, веру в коммунистическое будущее.

В школе, а впоследствии в газете Данилкин ощутил силу печатного слова. Ему показалось, что он победил и его. Литературным даром он не обладал, но не подозревал об этом. Ему казалось, что словом, если оно искреннее, подлинное и настоящее, можно победить любую грубую материю. Нужно только найти собеседника, способного понять и, самое главное, превратить слово в дело: устранить препятствия, прогнать, а лучше наказать паразитов, мобилизовать массы. Таким собеседником мог быть только человек, олицетворяющий власть. Именно поэтому Михаил Данилкин все время претендовал на роль бескорыстного советника либо секретаря обкома, либо Сталина. Он чуждался любых материальных эквивалентов высокого положения: хорошей одежды, добротной обуви, обустроенного жилья. Высшей ценностью оставалась власть – власть слова, вовремя подсказанного вождю и тут же претворенного в жизнь. И если что-то дурное происходило в мире, то его совершили злоумышленники, либо спрятавшиеся за правильные слова, либо исказившие их смысл и потому подлежащие разоблачению и наказанию.

На наш взгляд, эти идеи обладали для Михаила Данилкина всеми свойствами архетипа – индивидуально приобретенного культурного наследия, свернутого до простейших символов, неотрефлексированного, потаенного, но живого[294]. Он мог по-разному относиться к Сталину – очаровываться им или, напротив, разочаровываться, выстраивать из партийного языка новые символы или давать жизнь старым, предлагать те или иные меры, но все эти интеллектуальные упражнения были притянуты к готовому и неизменному культурному архетипу.

Вернемся, однако, к событиям 1952 г.

К тому времени всех участников партийных боев без правил развели побитыми по разным углам площадки.

К.М. Хмелевский пережил измену ближайших сотрудников: «За это время я прозрел, насмотрелся на людей лицемерных, гадких, отвратительных, умеющих прятать подлость за маской принципиальности и нравственности»[295]. Смог выдержать атаки партийных инквизиторов: «2 года церберы Шкирятова копались в этом г-не, из кожи вон лезли и ничего не могли доказать»[296]. Партийный билет и маленькую должность в аппарате ЦК Кузьма Михайлович сохранил.

М.З. Дугадко был освобожден из мест заключения и на правах вольнонаемного работал «начальником подсобных предприятий строительно-монтажной конторы управления “Уралалмаз”»[297].

А.Т. Семченко сохранил должность директора азотно-тукового завода. Новое руководство Министерства химической промышленности извлекло уроки из уголовного дела: к ордену по случаю 20-летия завода не представило. Вместо этого инициировало проверки на предприятии, искало и находило нарушения и предлагало директору «обеспечить на заводе укрепление государственной дисциплины»[298].

Б.Н. Назаровский потерял место ответственного редактора областной газеты. Его перебросили на работу в Молотовское книжное издательство, отнюдь не на руководящую должность. При нем осталось искусство большевистского слова. На совещаниях писательского актива он объяснял, как преодолеть пагубное влияние критиков-космополитов: «Главным героем нашей литературы был и будет гармоничный человек, мысль, чувство, воля которого отданы созданию нового общества. Он типичен для нашего времени»[299].

Михаил Данилкин вносил редакторскую правку в рукопись романа «Новоселье», публиковал очерки и брошюры, критиковал в писательских собраниях руководителей книжного издательства за то, что плохо поддерживают молодые дарования, перестраховываются, за безыскусной литературной формой не различают богатое идейное содержание. Ему отвечал секретарь обкома Иван Александрович Мельник: