«Я вырос в сталинскую эпоху». Политический автопортрет советского журналиста

О том, какими способами следует производить эту операцию, Михаил Данилкин ничего не пишет – то ли вследствие очевидности, то ли из осторожности. К слову, тема пока еще «живых носителей» в текстах Михаила Тихоновича слабо артикулирована. Называется мимоходом несколько известных имен: джазового певца Л. Утесова, юмористов Масса и Червинского, партийного публициста Д. Заславского – и все[436]. Причем М. Данилкин перечисляет их в общем ряду с литературным критиком Ермиловым и «модным писателем» Михалковым. Для «последнего и самого рокового иудейского или англо-американского засилья» маловато. Автор ищет выход в грозных пророчествах: придут-де скоро Янкели и всех поработят. Это может случиться завтра. А уже сегодня «[…] во всем чувствуешь еврейский дух – крохоборство, стяжательство, двоедушие»[437]. Именно эти ощущения приводят М. Данилкина к уже упоминавшейся идее двоевластия. Ему кажется, что вторая – иудейская – власть уже победила. Она господствует в печати, в том числе в партийной.

Для отвода глаз неимоверно громкий и неимоверно глупый шум вокруг величия русского народа, вокруг великих строек… Зловреден этот шум потому, что мощь России от этого не возрастает, а авторитет ее подвергается подрыву. И великие стройки были еще во времена египетского фараонства… По своей грандиозности ирригационные сооружения и пирамиды Древнего Египта не чуть не меньше Волго-Дона: и тогда не было ни электричества, ни шагающих экскаваторов, ни землесосных снарядов, ни железобетонных заводов, ни подъемных кранов. Где много хвастовства и шумихи, там обязательно избыток трусости и лжи: мальчишкам всегда хочется выглядеть солидными и сильными. Такая обстановка – питательная среда для лжи и вероломства. И поскольку Гоголей пока нет, то ложь и вероломство орудуют безнаказанно, усугубляя и без того нелегкое положение. Оно, вероломство, орет о равенстве и справедливости, а густая сеть судов, одетых в видимость народности, непрерывно чеканит все новых и новых ораторов, везде и всюду орется о демократии, а фактически избираются только те, кого разрешат органы государственной безопасности. Устраиваются трудности и беззакония; обильно подкармливается слой служилых людей; возникают смешные потуги засекретить все на свете; рождается суеверный страх перед свежей мыслью, перед новым авторитетом, перед зубоскальством заграничных злопыхателей, перед шпионами, террористами – устанавливается зверская цензура, многолюдный и прожорливый карательно-охранный аппарат, растет налоговое бремя, снова зарождается имущественное неравенство и вступает в силу жесточайший закон: «сколько ты имеешь, столько ты и стоишь»[438].