«Я вырос в сталинскую эпоху». Политический автопортрет советского журналиста

Мужество, честность, непримиримость к недостаткам, наличие собственных мнений совершенно необходимы любому честному гражданину. Именно на эти качества людей, особенно на первое и последнее, покушаются сторонники так называемой теории бесконфликтности. Эта теория есть не что иное, как оправдание праздной жизни вновь родившихся аристократов, как оправдание легкого и несправедливого отношения к человеческой личности. Это – неписаный Закон второй власти. Он убивает мужество: подлость нуждается в трусости, питается ею, как ворон падалью. Он убивает личные мнения (способность и желания человека критиковать открыто, честно, беспощадно и с самыми добрыми намерениями, чтобы развести мрак лжи, соединить теорию с практикой, обещания с действием). Тем и модна, тем и опасна теория бесконфликтности, что она уводит людей от реальной жизни в царство грез, отвлекает их внимание от насущных вопросов жизни и борьбы в сторону второстепенных вопросов, заставляет довольствоваться самообманом и возлагать все свои упования на какую-то сверхъестественную силу. Эта теория утверждает единовластие в развитии линии в пользу противников коммунизма[446].

Такое признание равносильно жизненной катастрофе, разрушению основ мироздания. Мир без героя становится враждебным, ледяным, безжизненным. В таком состоянии трудно дышать. Михаил Данилкин пугается своих мыслей. Он хочет вернуться в привычный миф, где есть надежда на справедливость, вера в вождя. Данилкин ставит над собой смертельный эксперимент. Отправляет по почте свои крамольные тексты Сталину, в Союз писателей, в обком, в МГБ. Может быть, он ошибается. Не все еще потеряно. Его поймут. «Автор решил сделать безумный шаг, – привычно пишет о себе в третьем лице Михаил Данилкин, – приделать к работам клыки, чтобы они смогли прогрызть себе путь к тому, кто способен здраво посмотреть на положение дел, делать из фактов нужные выводы»[447].

Клыков было на самом деле предостаточно, но самый крупный из них – несомненно, тезис о возможности новой революции. В отправленном по инстанции тексте речь идет об ее опасности: «[…] Народное терпение нельзя бесконечно натягивать. В определенный момент, при определенных обстоятельствах оно и лопнуть может. Что тогда?»[448]. В личном дневнике М. Данилкин ставит вопрос о необходимости революции снизу.

Интеллектуальная деятельность М.Т. Данилкина протекала в одиночестве. Выводы, к которым он приходил, продукт собственных усилий. Есть основания полагать, что в некоторых случаях М. Данилкин прислушивался к текстам, озвученным Би-би-си. Слишком часто он упоминает эту радиостанцию в своих текстах. Прослушивание западных передач было делом опасным, но весьма соблазнительным. В редакции «Березниковского рабочего» вместе с Данилкиным работала женщина, имевшая неприятности за то, что в годы войны не только слушала передачи берлинского радио на русском языке, но и охотно пересказывала их содержание своим сослуживцам. «Особенно высказывает свои симпатии к выступлениям немецкого военного обозревателя Дитмара и переведенным на русский язык статьям Геббельса», – сообщал начальник Березниковского горотдела МГБ секретарю горкома[449].

Нужно оговориться. Радиопередачи из Лондона не могли оказать заметного влияния на образ мысли Михаила Тихоновича. Слишком велики были в нем неприятие британской политической культуры и ненависть к британским политическим лидерам.

Михаил Данилкин критиковал сталинский режим слева. У него накопилось много претензий к системе. В их основе лежал, однако, один принцип. Главным пороком режима Михаил Тихонович считал терпимость к имущественным различиям между людьми. «Кто ж тогда коммунисты, если не уравнители? Или на их знамени не написано: каждый – по способностям, каждому – по потребностям?» – записывает он в дневнике[450].