— Скорее, его вынудили так поступить. Дело в том, что Шоррен… но лучше расскажите, как он вам показался? Было ли что-то в его манерах, поведении, словах и поступках подозрительное? Я хочу понять его мысли и чувства. Хочу узнать, что им движет…
— Вам зачем?
— Дело в том, что Шоррен, — Гурий замялся. Ему крайне необходим был союзник в деле курсанта Ганна. Ограбление базы шахтеров существенно испортило парню репутацию. Придется постараться, чтобы найти, чем его оправдать. Эта женщина могла либо своими показаниями спасти Шоррена, смягчив его участь, либо в буквальном смысле слова забить последний гвоздь в гроб его надежд.
— Шоррен…мой протеже. И на вашу базу я летел за ним. Я до последнего надеялся, что он там. И даже что он будет в числе выживших, но… извините.
Повисло короткое молчание.
— Расскажите мне о нем, — попросила Ыйгун. — Вы — его куратор?
— Не совсем. Я встретился с ним, когда спасал уцелевших пассажиров с «Ордена Почетного Легиона». Это было на планете Гудзон. Шоррен был из местных… колонистов первой волны. Вы ведь знаете, кого так называют?
— Каторжников?
Гурий кивнул.
— Шоррен к тому моменту был уже свободен. Но доступ в небо для него был закрыт. А он им буквально бредил. Ведь в детстве и ранней юности он был звездопроходцем.
— Вольным или…?
— «Черным».
Слово было сказано. Граница проведена.
Ыйгун Чайво рассматривала свои руки так пристально, словно в мире не было ничего важнее, чем состояние ее ногтей.
— Вот оно что, — медленно произнесла она. — Вот, значит, как…И вы…
— Я ему поверил. Поручился за него. Не сразу, но… по всем законам, каторжник, отработавший на планете пять лет, автоматически получает статус свободного колониста и волен сам распоряжаться своей судьбой — вернуться на родину или остаться. Не их вина, что большинство таких каторжников остается на планете — им просто не дают оттуда улететь. Шоррен провел на Гудзоне тринадцать лет. Ему до совершеннолетия оставалось всего около года, когда он попал на планету…
— До совершеннолетия… и до вступления приговора в силу?
Гурий подивился проницательности женщины, но потом вспомнил, что имеет дело с лейтенантом полиции.
— Да. И, как выяснилось слишком поздно, его никто не аннулировал. Типичная ловушка, которую наше законодательство расставляет для колонистов первой волны. Покинув планету, они рискуют снова попасть за решетку — на тот срок, который им оставался, и который им был заменен поселением в колонии.
— И что грозило Шоррену?
— Насильственное сокращение жизни. Я не знаю, что бы с ним сделали — отдали на опыты, отправили на вредное производство или поднесли в дар ксеносам-людоедам как знак «доброй воли». Сказать по правде, мне некогда было это выяснять. Но полтора года назад я этого еще не знал. Полтора года назад я только познакомился с Шорреном и решил предоставить ему второй шанс. Он хотел вернуться в космос — он получил такую возможность. Я дал ему рекомендацию для поступления в академию, поскольку у него не было никакого образования, а работа в Интергалакполе позволит ему закрепиться в жизни. Не моя вина, что кое-кто из его нового окружения оказался слишком дотошным и отправил поисковый запрос. Вернее… моя. Частично. Мы с Шорреном придумали ему новую биографию, но, видимо, в ней были какие-то нестыковки. Я их проглядел. А вот кое-кто другой — нет.
— Тайное стало явным…
— И Шоррену пришлось бежать. Бежать, чтобы не попасть в тюрьму на те несчастные месяцы, после которых приговор должен вступить в силу.
— Но неужели нельзя как-то обойти этот закон? — встрепенулась Ыйгун, и Гурий едва не закричал от радости, чувствуя, что обрел если не союзника, то не противника точно.
— Можно. Существует такое понятие, как срок давности. Поскольку Шоррен оказался за решеткой до совершеннолетия, для него этот закон применим. Через полгода он вступит в силу, и приговор будет аннулирован. Но это нападение на вашу базу… оно сводит на нет все мои усилия спасти его от казни!
Они оба замолчали. Гурий — подавленно, лейтенант Чайво — сосредоточенно.
— Что ж, — наконец, заговорила женщина, — это кое-что объясняет.
— Например? — встрепенулся мужчина.
— Маячок, — она подняла голову. — Это ведь Шоррен Ганн активировал его, подав сигнал тревоги.