Читаем Ядовито-розовая ручная граната (СИ) полностью

Пальцы Джона бессильно дернулись, проводя по скулам друга к его вискам в тщетной попытке успокоить. Ранение в голову, отек мозга… Нужно снизить давление, но как? Он же посреди чертова Афганистана, и в полевой аптечке – ничего, чем можно воспользоваться для такой операции. Тут нужна холодная операционная в больнице, высококлассный нейрохирург. Вот что превратит шанс на выживание Шерлока из чуда в нечто возможное. Он же… он всего лишь военный врач, в его силах ампутировать ногу, подлатать раненого и надеяться на лучший исход… Но не это.

Не Шерлок.

- Джон, пожалуйста! – крик был отчаянным, почти детским, если бы не по-мужски глубокий голос, и Джон принялся за работу, пытаясь остановить кровотечение, бормоча под нос проклятия вперемешку с молитвами, пока друг его всхлипывал без слез, сухо и страшно.

- Нужно доставить тебя на базу. Там смогут помочь.

То была ложь, и Шерлок знал это. Понимание отражалось в его глазах, больных, испуганных. Джон дернулся, когда пальцы друга зашарили по кобуре на поясе. Пистолет упал в сухую траву с глухим стуком, и на мгновение оба на него уставились. Дыхание Шерлока было рваным: признак медленно надвигающейся смерти. Подобное, как знал Джон, могло длиться долго. Многие часы, заполненные болью и ужасом распадающегося на части тела, чей центр управления раздавлен и уничтожен отеком.

- Ты все еще можешь помочь, - прохрипел Шерлок, наклоняя голову, утыкаясь в ладонь друга и вкладывая ему во вторую руку подобранный пистолет. Он был уже снят с предохранителя, и казалось, его гладкая, обтекаемая чернота, впитывала в себя и приглушала солнечный свет самой своей темной массой. Палец Джона лег на спусковой крючок бессознательным движением, но направили оружие, прижимая дуло под челюсть, руки Шерлока.

Сердце Джона превратилось в лед. Этот холод остался с ним даже тогда, когда он смог совладать с голосом.

- Нет, Шерлок. Пожалуйста…

- Джон…

На мгновение рука друга, влажная от пота, соскользнула, но тут же вернулась, обхватила запястье еще крепче, и палец, легший поверх пальца Джона на спусковом крючке, надавил в десять раз сильнее.

- Нет.

Браунинг в руках ходил ходуном: живое, дергающееся существо, впечатывающееся в кожу друга. Пистолет слабо дребезжал: звук металлический и прохладный в этом жарком, сухом, совершенно ином аду, где по-прежнему истекал кровью Шерлок, и в глазах на его бледном знакомом лице застыла мольба.

- Джон, помоги мне.

Из горла вырвался горестный звук, и Джон затряс головой, пытаясь выговорить нужные ему слова.

- Нет. Не надо… Я не могу. Не могу.

Протянув левую руку, неуклюжую и дрожащую, Шерлок коснулся его лица: ледяные пальцы провели по горячей потной коже, очерчивая губы, как будто запечатлевая их в памяти.

- Это моя последняя просьба, - выдавил он, и впервые этот уверенный, прекрасный, полный гордости голос дрогнул, хриплый от непролитых слез. – Самая последняя, Джон.

Он почувствовал, как дернулся, надавливая на его палец на спусковом крючке, палец Шерлока – почувствовал тот миг, когда пистолет из замершего на грани убийства механизма стал орудием смерти: равновесие потеряно и ничего не исправить.

Выстрел отдался в голове взрывом, и собственный крик вырвал Джона, кашляющего и задыхающегося, из лап кошмара.

Руки Шерлока лежали на его плечах, легкое прикосновение, призванное успокоить, а не удержать на месте, и Джон даже не думая, рванулся вперед, перекатываясь, наваливаясь на друга. Пальцы его заметались по лицу Шерлока, по ушам, глазам и лбу, но под ними была лишь гладкая кожа и прочная кость, а не зияющее отверстие раны. Грудь Шерлока вздымалась и опадала ровными движениями, и Джон чувствовал, как уверенное биение сердца друга призывает утихомириться его собственный пульс.

Он не в силах был контролировать дыхание, болезненное и резкое, заставляющее тело трястись и вздрагивать, а Шерлок лежал неподвижно под его настойчивыми, будто у одержимого, прикосновениями. Джона колотило с головы до пят, зубы выбивали дробь, пока он не стиснул челюсти, силясь успокоиться, чувствуя остывающий между лопаток пот и готовые вот-вот брызнуть меж сжатых ресниц слезы.

Он осознал, что Шерлок осторожно обнял его, прочерчивая кончиками пальцев невидимые линии по тонкой ткани футболки на спине, прежде чем стереть их поглаживающими прикосновениями ладоней. Шерлок не стискивал его, не пытался удержать: объятие было слабым, и чтобы разомкнуть его нужно было легчайшее усилие, но последнее, на что сейчас способен был Джон – двигаться. Тепла живой кожи под грудью оказалось достаточно, чтобы превратить короткие резкие вдохи в спокойные и оттащить его от крошащегося под ногами обрыва, не давая скатиться в панику.

Пальцы правой руки обхватили плечо Шерлока, отчаянно в него вцепившись, а левая водила по лбу, параноидально проверяя снова и снова, что все цело, и раны нет. Постепенно развеялись последние отголоски кошмара, забирая с собой сдавившую грудь тяжесть и оставив Джона бормотать невнятные, сбивчивые извинения, пока Шерлок продолжал гладить его спину.

Перейти на страницу:

Похожие книги

Образы Италии
Образы Италии

Павел Павлович Муратов (1881 – 1950) – писатель, историк, хранитель отдела изящных искусств и классических древностей Румянцевского музея, тонкий знаток европейской культуры. Над книгой «Образы Италии» писатель работал много лет, вплоть до 1924 года, когда в Берлине была опубликована окончательная редакция. С тех пор все новые поколения читателей открывают для себя муратовскую Италию: "не театр трагический или сентиментальный, не книга воспоминаний, не источник экзотических ощущений, но родной дом нашей души". Изобразительный ряд в настоящем издании составляют произведения петербургского художника Нади Кузнецовой, работающей на стыке двух техник – фотографии и графики. В нее работах замечательно переданы тот особый свет, «итальянская пыль», которой по сей день напоен воздух страны, которая была для Павла Муратова духовной родиной.

Павел Павлович Муратов

Биографии и Мемуары / Искусство и Дизайн / История / Историческая проза / Прочее
1984. Скотный двор
1984. Скотный двор

Роман «1984» об опасности тоталитаризма стал одной из самых известных антиутопий XX века, которая стоит в одном ряду с «Мы» Замятина, «О дивный новый мир» Хаксли и «451° по Фаренгейту» Брэдбери.Что будет, если в правящих кругах распространятся идеи фашизма и диктатуры? Каким станет общественный уклад, если власть потребует неуклонного подчинения? К какой катастрофе приведет подобный режим?Повесть-притча «Скотный двор» полна острого сарказма и политической сатиры. Обитатели фермы олицетворяют самые ужасные людские пороки, а сама ферма становится символом тоталитарного общества. Как будут существовать в таком обществе его обитатели – животные, которых поведут на бойню?

Джордж Оруэлл

Классический детектив / Классическая проза / Прочее / Социально-психологическая фантастика / Классическая литература