- Тебе приснилось, что меня застрелили, - произнес друг шепотом, лишившим заявление его обычной резкости.
Джон вскинул взгляд, впервые с тех пор как проснулся, посмотрев на лицо друга. До этого он не желал на него смотреть, боясь обнаружить лишь кровь и пробитый череп. Но все, что он увидел - лишь бледную кожу, прикрытые в полумраке глаза, с собравшимися вокруг морщинками, говорившими о том, что Шерлоку по-прежнему плохо, и искривившиеся в беспокойстве губы.
Джон уставился на свои пальцы, все еще прижатые ко лбу друга, а затем согнул их и уронил руку на постель, опустил голову на грудь Шерлока, ложась на нее щекой. Часть его существа настаивала, что ему следует отстраниться. Подобное поведение выводило вторжение в личное пространство на совершенно новый уровень, и последнее, в чем нуждался сейчас терзаемый мигренью Шерлок, - навалившийся на него помешанный военврач. Но мышцы отказывались повиноваться – Джон боялся отодвинуться и потерять живое тепло Шерлока, как будто это способно было воплотить кошмар в жизнь.
- Вроде того, - наконец выдавил он, с трудом сглотнув. Воспоминание о сне все еще было слишком живым, яркие осколки этой картины смолой пристали к разуму. Джон попытался задвинуть темные мысли подальше, отрешиться от собственных чувств и торопливо сменил тему. – Я тебя разбудил?
Какое-то время ответом ему была лишь тишина, заставлявшая предположить, что разум Шерлока, несмотря на боль, все же был в состоянии понять, что именно делает Джон, и задаться вопросом о причинах его поступка. Джон затаил дыхание, беззвучно молясь, чтобы друг не стал противиться попытке проигнорировать произошедшее; и молитвы его были услышаны.
- Нет. Эффект Норазофена снижается, а боль нарастает. Слишком, - детектив на мгновение замолчал, закрыв глаза и подыскивая нужное слово. – Слишком острая, чтобы заснуть.
- Прости, - пробормотал Джон, заставив себя наконец отодвинуться. – Вряд ли я облегчаю твое состояние, бросаясь на тебя подобным образом, - он перевел взгляд на часы, тупо глядя на цифры и понимая, что отключился на несколько часов. Выходит, до того кошмара он какое-то время просто спал, но никаких воспоминаний о промежутке времени между ощущением теплых рук Шерлока и раскаленными равнинами Афганистана не было.
- Ты не причинил мне боли, - ответил друг, обхватив его запястье и потянув, заставив повернуться на бок, лицом к себе. Во взгляде Шерлока мелькнуло знакомое пристальное внимание, но залегшие под глазами тени и напряженный подбородок выдали, что эта попытка дорого ему обошлась. – Что удивительно, ведь ты был на грани панической атаки.
В ответ на вопросительный взгляд детектив принялся перечислять признаки.
- Учащенный пульс, холодный пот, тремор, одышка и дезориентированность… - следующий вопрос прозвучал тихо, как будто Шерлок приготовился к тому, что будет послан к черту за то, что осмелился поинтересоваться. – С тобой всегда так?
Было бы так легко солгать, отмахнуться от случившегося, как от обычного очередного кошмара, нормального в плане вызванного ужаса, но прошло уже больше года с того времени, как Джон в последний раз просыпался в таком потрясении и панике. Теперь куда привычней были несколько секунд страха и непонимания, и следом – возвращение в реальность, а вовсе не это сжимающее сердце отчаяние и парализующий животный страх.
- Нет, обычно все не так плохо. Да, я от них просыпаюсь, но… - Джон потряс головой, крепко зажмурившись, а затем открыл глаза. От утомления зрение было слегка нечетким, но вновь заснуть он бы не смог. Он не осмеливался, ведь стоило только закрыть глаза, как перед ними тут же вставала та картина. – В таком ужасе я не просыпался ни разу с тех пор, как переехал на Бейкер-стрит.
Большой палец провел по руке Джона в молчаливом успокаивающем жесте, шелковистое скольжение кожи по коже завораживало. Дыхание замедлилось, подстраиваясь под ритм этой ласки, и Джон смутно задался вопросом, было ли это намеренным действием: Шерлок заботился о нем, в то время как сам Джон не мог ни черта противопоставить тискам сжавшей друга мигрени.
Будь все как обычно, он бы уже вылетел из постели, ища успокоения в пробуждающемся мире. Заварил бы чай и сидел в кресле, сцепляясь накрепко с обнадеживающе нормальным ходом вещей, даже если снаружи бы все еще тянулась ночь. Зачастую Шерлок тоже не спал: он молча бросал на друга оценивающий взгляд, а затем просил что-то принести или сделать чай и ему. Иногда он играл на скрипке, и тогда Джон мог вслушиваться в мелодию и просто все забыть.
Но теперь почему-то этот обычный сценарий не привлекал. Сейчас он казался слишком разобщающим. Тогда, в те темные часы в прошлом, он и Шерлок существовали каждый по отдельности. Здесь же и сейчас, в этой постели, было совсем иначе. Друг был рядом, и пусть разум его затуманивала мигрень, все доступные силы он направил на Джона, что в равной степени тревожило и притягивало.