Читаем Ядовито-розовая ручная граната (СИ) полностью

- Кончились, - пробормотал Джон. Была то игра воображения, или в голосе друга действительно прорезалась хрипотца? В нынешнем состоянии Шерлоку трудно было определить, что именно повлияло на тон Джона подобным образом, но саму слабую дрожь в словах заметить было легко. Странно, но теперь, когда разум детектива развеяло по ветру, когда была лишь боль среди опустошительного шквала, тем единственным, на чем мог он сосредоточиться, оказался Джон и его загадки, сияющие из глубины, словно звезды. – Посмотрим, сможет ли твой организм удержать эту воду.

- Меня не тошнит, - заверил Шерлок. Собственный голос показался отталкивающим и грубым: внутри кокона, что он выстроил вокруг себя, желанным гостем был лишь Джон. Детективу хотелось замолчать, но если он закроет рот, то же самое, вероятно, сделает и друг, и тогда тишина его раздавит. – Спасибо.

- На здоровье. Быть может, в следующий раз сможешь справиться с этим сам.

Странно. Шерлок уверен был, что в подобном заявлении должна звучать надежда. Возможно, он неверно истолковал тон, но в нем не было ни восходящей интонации, ни оживления, лишь тяжело падающие, приглушенные слова, как если бы Джона не радовала подобная перспектива.

Разумеется, Джон всегда стремился помочь, это было самим смыслом его существования, и он терпеть не мог ощущать себя бесполезным. Возможно, с начала болезни Шерлока это чувство преследовало его слишком часто, и сейчас он готов был взяться за любую мелочь, лишь бы избавиться от впечатления собственной непригодности.

Но нет. Такое предположение казалось неверным.

Разум его дрожал и покачивался, слишком неуверенный в оси своего вращения, чтобы можно было должным образом все обдумать. Джон Ватсон и в лучшие времена являл собой загадку, теперь же он и вовсе стал подобен фракталу из манящих теней и мягкого сияния. Шерлок чувствовал, что разрывается между желанием сосредоточиться на этой головоломке и невозможностью его осуществить. Испущенный им прерывистый выдох превратился в стон, как только протестующе отозвались на изменившееся давление сосуды, и в отчаянии он снова прижал к лицу подушку.

С каждой минутой действие лекарства слабело, отнимая былое облегчение и возвращая его тело в прежнее, агонизирующее состояние. Краем сознания Шерлок понимал, что все куда лучше, чем могло бы быть. Без Норазофена он оказался бы в ловушке, на бесконечном конвейере сменяющих друг друга бессонных дней и ночей, подталкивающих тело все ближе к краю, без малейшей возможности скрыться от терзающего, рычащего, безжалостного зверя – своей мигрени. И даже сейчас он едва ли мог функционировать как нормальное человеческое существо, что уж говорить о том, чтобы блеснуть обычной своей гениальностью.

- Кровать, - решительно произнес он. – Мне нужно лечь в кровать.

- Тебя точно не стошнит, если встанешь? – спросил Джон.

С лица убрали подушку: какое-то мгновение ласково цеплялся за кожу лица хлопок, а затем сумрак комнаты попытался вломиться под закрытые веки, просочиться дымом меж ресниц, пока Шерлок нерешительно и медленно открывал глаза.

В отсветах огня казалось, что по потолку пробегает зыбь, и Шерлок отвернулся, глядя на Джона и обдумывая его вопрос.

- Если не встану сейчас, застряну здесь на всю ночь. Ты не уйдешь, а я не допущу, чтобы ты спал на полу, - он изложил факты, как игрок в покер вскрывает выигрышный расклад, не оставляя места спорам и не извиняясь. Он слишком хорошо изучил друга, чтобы понимать: тот ни за что не оставит его в таком состоянии и не поднимется к себе. В комнате Шерлока, по крайней мере, была достаточно широкая кровать, и подушек вполне хватило бы им обоим. – Не знаю, смогу ли заснуть сам, но я не хочу, чтобы ты отказывал себе в этом из-за упрямства.

- Уж кто бы говорил, - заметил Джон, подавшись вперед и обхватив за плечи севшего и пошатнувшегося детектива. Комната раскачивалась и крутилась, желудок сжался, но дальше тошноты дело не пошло, и Шерлок сделал глубокий вдох. Обычно пространственная дезориентация наступала раньше, но, с другой стороны, приступы никогда не следовали единому определенному сценарию. Он с трудом сглотнул, вцепился в плечи Джона и тяжело, неохотно поднялся.

- Я бы тебя донес, если бы от этого был толк, но, судя по всему, тебе только хуже станет, - пробормотал Джон, поддерживая Шерлока рукой между лопаток и помогая проделать короткий путь до спальни.

Господи, это точно. Если его поднимут на руки, будет кошмарно, но где-то в уголке разума он был впечатлен самим фактом, что друг почти наверняка без труда сможет его донести. Сейчас Шерлок хотя бы осознавал, что ступни его твердо упираются в пол, пусть все чувства и силились убедить его в обратном. Одной только мысли о том, что его поднимут, и он окажется без опоры, невесомый в этом вращающемся мире, оказалось достаточно, чтобы на коже выступил липкий пот, и Шерлок сжал губы в немом ответе.

Перейти на страницу:

Похожие книги

Образы Италии
Образы Италии

Павел Павлович Муратов (1881 – 1950) – писатель, историк, хранитель отдела изящных искусств и классических древностей Румянцевского музея, тонкий знаток европейской культуры. Над книгой «Образы Италии» писатель работал много лет, вплоть до 1924 года, когда в Берлине была опубликована окончательная редакция. С тех пор все новые поколения читателей открывают для себя муратовскую Италию: "не театр трагический или сентиментальный, не книга воспоминаний, не источник экзотических ощущений, но родной дом нашей души". Изобразительный ряд в настоящем издании составляют произведения петербургского художника Нади Кузнецовой, работающей на стыке двух техник – фотографии и графики. В нее работах замечательно переданы тот особый свет, «итальянская пыль», которой по сей день напоен воздух страны, которая была для Павла Муратова духовной родиной.

Павел Павлович Муратов

Биографии и Мемуары / Искусство и Дизайн / История / Историческая проза / Прочее
1984. Скотный двор
1984. Скотный двор

Роман «1984» об опасности тоталитаризма стал одной из самых известных антиутопий XX века, которая стоит в одном ряду с «Мы» Замятина, «О дивный новый мир» Хаксли и «451° по Фаренгейту» Брэдбери.Что будет, если в правящих кругах распространятся идеи фашизма и диктатуры? Каким станет общественный уклад, если власть потребует неуклонного подчинения? К какой катастрофе приведет подобный режим?Повесть-притча «Скотный двор» полна острого сарказма и политической сатиры. Обитатели фермы олицетворяют самые ужасные людские пороки, а сама ферма становится символом тоталитарного общества. Как будут существовать в таком обществе его обитатели – животные, которых поведут на бойню?

Джордж Оруэлл

Классический детектив / Классическая проза / Прочее / Социально-психологическая фантастика / Классическая литература