Читаем Ядовито-розовая ручная граната (СИ) полностью

Джон быстро покончил с обедом, тихо поставил тарелку и полез в морозилку. Копаясь среди пакетов, на содержимое которых лучше было не смотреть, он, наконец, вытащил упаковку давно забытого замороженного горошка. Найдя в беспорядке на столе пару пустых пакетов для улик, он наполнил их до половины и завернул онемевшими от холода пальцами в два отдельных кухонных полотенца, а потом тихонько прошел обратно к Шерлоку.

- Будет холодно, - пробормотал он, прижал аккуратно один пакет ко лбу Шерлока, а другой – чуть ниже затылка, и, удерживая их там, опустился на диван рядом, так близко, что грудь его задела руку друга. – Скажи мне, если станет больно или просто чересчур.

- Хорошо, - прошептал в ответ Шерлок, и Джон увидел, как плечи его расслабились: тот отдавался его заботам. – Лучше. Не так…

- Остро? – закончил за него Джон. – Это даст тебе небольшое облегчение, хотя, вероятно, не такое уж сильное. Ты всегда так себя чувствуешь после Норазофена?

Губы Шерлока искривились в слабой печальной улыбке, и Джон послушно не обратил внимания на блеск влаги на ресницах друга: вызваны были слезы болью или воспоминаниями, он не знал, но сердце его все равно болезненно сжалось.

– Да, но лекарство пока еще циркулирует в моей крови, - и Джон услышал, как Шерлок глубоко прерывисто вдохнул. Он был скорее похож на человека, готового вступить в бой, чем на того, кто пребывает в мире и спокойствии собственного дома. – Дальше будет хуже.

Джон прикусил губу, стараясь не задерживаться мысленно на возможном значении слова «хуже». Ему нужно сосредоточиться на том, что требуется Шерлоку сейчас, а не волноваться из-за того, что их ждет впереди.

- Я буду здесь, - мягко пообещал он, перехватывая пакеты с горошком и видя, как Шерлок протягивает длинные пальцы и обхватывает его запястье в коротком, слабом пожатии.

- Я знаю, - прошептал Шерлок, и на этот раз улыбка его была хоть и слабой, но искренней. – Спасибо.

______________________________

Примечания переводчиков:

Название - четыре древнегреческих слова, обозначающих разновидности любви. Сами значения пояснены в тексте.

========== Глава 6: Ледяное Облегчение ==========

Отдаленный вечерний гул плыл на горизонте сознания Шерлока: минуты и часы, прерываемые голодным потрескиванием огня в камине и яркими отсветами лондонского вихря за окном. Словно крутясь на детской вертушке, доносились до него приглушенные сигналы: стук высоких каблуков по мостовой вдалеке, урчание автомобильных двигателей, гудение изредка проезжавших автобусов и попискивание светофора на пешеходном переходе – джаз городских звуков, превращенный головной болью в нестройный гомон.

И вновь Джон стал его страховочным фалом. Он был швартовами, что не давали судну Шерлока сорваться из гавани в открытое море – силой гравитации, что удерживала его на земле, когда разум готов был вот-вот истечь наружу, во вне, к далеким звездам. И ни разу в жизни не был еще Шерлок столь признателен за простые тактильные ощущения, которые напоминали ему об основах бытия: кто он, где он находится, и что такое – естественный ритм дыхания и биения сердца.

- Тебе неудобно, - пробормотал он, слова прокатились по языку, словно моторное масло, едкое и горькое, когда он попытался сосредоточиться на том, что лежало снаружи, за колыхающейся завесой раскалывающей голову, ворочающейся внутри боли.

- Нет, - голос Джона донесся с пола, где тот и сидел, глядя на лежащего на диване Шерлока. – Я в норме. Это тебе неудобно.

Шерлок мог бы рассмеяться подобной бледной оценке ситуации, если бы не был уверен, что от одной только попытки голова тут же взорвется. Какая-то часть сознания настаивала, что следует убрать с головы подушку, открыть глаза и убедиться, что Джон, движимый своей непонятной добротой, ему не солгал, но давящий на верхнюю часть лица вес, казалось, был тем единственным, что не позволяло схлопнуться синусам его головного мозга. В итоге он оставил подушку на месте и попытался отвлечься от мучительной боли, вслушиваясь в оркестр, рожденный сигналами остальных, обостренных и ярких чувств.

Горошек был вновь возвращен в морозильник, унеся с собой подаренное ледяное облегчение. Но Джон держал в руках что-то, слегка загремевшее, когда он пошевелился, и Шерлок ощутил в воздухе шепот перемен: влажный и прохладный туман посреди бархатистого жара пламени.

- Нужно хоть как-то тебя напоить, - вздохнул Джон. – Я нашел кубики льда. Как думаешь, сможешь их рассосать, или тебя вывернет?

Шерлок задумался над вопросом, и какой-то части его сознания – той, что не оказалась вышвырнута на орбиту, далекая и недосягаемая, - хватило здравого смысла, чтобы попытаться вспомнить, не пользовался ли он формой для льда в своих экспериментах.

- Это точно вода? – спросил он, с ненавистью ощущая, как низкие вибрации собственного голоса отдаются в голове невыносимым скрежетом.

Наступила тишина, и не было никаких сомнений, что Джон взвешивает все возможные варианты решения единственного в своем роде уравнения: Шерлок + морозилка + эксперименты = подозрительный лед.

Перейти на страницу:

Похожие книги

Образы Италии
Образы Италии

Павел Павлович Муратов (1881 – 1950) – писатель, историк, хранитель отдела изящных искусств и классических древностей Румянцевского музея, тонкий знаток европейской культуры. Над книгой «Образы Италии» писатель работал много лет, вплоть до 1924 года, когда в Берлине была опубликована окончательная редакция. С тех пор все новые поколения читателей открывают для себя муратовскую Италию: "не театр трагический или сентиментальный, не книга воспоминаний, не источник экзотических ощущений, но родной дом нашей души". Изобразительный ряд в настоящем издании составляют произведения петербургского художника Нади Кузнецовой, работающей на стыке двух техник – фотографии и графики. В нее работах замечательно переданы тот особый свет, «итальянская пыль», которой по сей день напоен воздух страны, которая была для Павла Муратова духовной родиной.

Павел Павлович Муратов

Биографии и Мемуары / Искусство и Дизайн / История / Историческая проза / Прочее
1984. Скотный двор
1984. Скотный двор

Роман «1984» об опасности тоталитаризма стал одной из самых известных антиутопий XX века, которая стоит в одном ряду с «Мы» Замятина, «О дивный новый мир» Хаксли и «451° по Фаренгейту» Брэдбери.Что будет, если в правящих кругах распространятся идеи фашизма и диктатуры? Каким станет общественный уклад, если власть потребует неуклонного подчинения? К какой катастрофе приведет подобный режим?Повесть-притча «Скотный двор» полна острого сарказма и политической сатиры. Обитатели фермы олицетворяют самые ужасные людские пороки, а сама ферма становится символом тоталитарного общества. Как будут существовать в таком обществе его обитатели – животные, которых поведут на бойню?

Джордж Оруэлл

Классический детектив / Классическая проза / Прочее / Социально-психологическая фантастика / Классическая литература