- Выглядит и пахнет нормально, без проблем замерзло в домашних условиях. Если это не вода, то что?
- Кислота?
- И зачем тебе замораживать кислоту?
Губы Шерлока дернулись, складываясь в усталую улыбку, и дело было не в самом вопросе, но в том, каким тоном Джон его задал; голос друга заставлял предположить, что тот и так знает вероятный ответ: «Потому что это можно сделать».
- На столе в кухне лежали лакмусовые бумажки, - с трудом произнес Шерлок, перекатывая в уме каждое слово, прежде соединить их в предложение. Контролировать речь получалось лучше, и он ни разу еще не перешел на какой-либо другой язык, но все же затрачиваемые на это усилия не только выводили из себя, но и крайне выматывали. – Проверь кислотность.
- Вот именно поэтому нужно наклеивать этикетки, - ворчливо заметил Джон, но в голосе его проскальзывали нотки нежности. Что-то зашуршало, когда он поднялся и, пройдя в кухню, принялся за поиски. – Да, нашел. Красный – кислота, синий – щелочь?
- Да, - Шерлок умолк, пытаясь не обращать внимания на странный, еле слышный гул в ушах. Едва различимый звук, который может почудиться в абсолютной тишине, когда ухо обманывается, принимая ничто за нечто. Утомительный и назойливый, но от него можно отрешиться, если получится сосредоточиться на Джоне и его тихом звучании: симфония домашнего уюта из тихого дыхания и прикосновений, шороха шерстяного свитера и покоя.
- Без изменений. Скорее всего, это вода, - наконец сказал Джон. Шаги необутых ног по ковру возвестили о том, что он подходит к дивану, и Шерлок мог представить, как друг вновь еще раз подозрительно осматривает кубики льда. – Если вкус странный, выплюнь. Либо так, либо придется пить из стакана, а я не думаю, что это обойдется без последствий.
Шерлок скривился, понимая, что Джон прав. Будь он в больнице или в той богом забытой клинике, где провел большую часть своего шестнадцатого года жизни, от обезвоживания его избавила бы капельница. Здесь же, на Бейкер-стрит, не было подобного оборудования, и пусть друг был военным врачом и мог, вероятно, в крайнем случае, что-то соорудить из подручных материалов, это все же означало бы возложить на него совсем непомерную ответственность.
От воды его вывернет, он чувствовал это по тому, как дрожала в желудке омерзительная тошнота. Но лед?
Ни слова не говоря, он поднял руку, ожидая, что Джон вложит в нее твердый и гладкий ледяной кубик, и дернулся в изумлении, когда что-то холодное коснулось губ и проскользнуло в рот. Зубы заломило от резкой смены температуры – чувствительность зубной эмали обострилась с мигренью - но почти тут же это ощущение ушло: дискомфорт сменился мгновенным облегчением; очутившийся у него во рту кусочек зимы перетянул на себя внимание звенящих нервов, притупляя боль.
Вода просочилась в горло. Всего лишь намек на жидкость, недостаточный, чтобы потревожить желудок, но вкус – яркий, чистый, совершенно не химический – показался замученной иссушенной плоти эликсиром самой жизни.
- Нормально? – спросил Джон, и утвердительно промычавшему Шерлоку показалось, что он услышал радость и облегчение в следующем слове друга. – Еще?
- Пожалуйста.
Несомненно, Джон был настоящим гением, и Шерлок так бы и сказал, не будь его губы и язык столь захвачены ощущениями легко скользящих по ним граней замерзшей воды. Как друг понял, что ему сейчас нужно именно это? Одно единственное чувство, что возобладает над всеми остальными, отбросит боль назад, в сторону, во вне, и пусть не снимет ее совсем, но на краткий миг сделает почти неощутимой. Передышка, милостиво дарованная там, где обычно на нее не стоило и рассчитывать, и Шерлок издал тихий довольный звук, надеясь, что Джон поймет невысказанное послание: его искусство целителя достойно самого Аполлона.
Раздалось мелодичное позвякивание льда о посуду – чашка или миска? – когда друг достал следующий кубик, и на сей раз губы Шерлока заранее жадно приоткрылись. Быть может, у Джона соскользнули пальцы, или это дернулся сам Шерлок, слепо ища влагу, но только, помимо округлой льдинки, он прихватил зубами и языком кончик пальца.
Сдавленный вдох друга показался громким в тишине комнаты, но Шерлок едва ли его расслышал. Странная двойственность единого ощущения – чуть теплая плоть и звездно-яркий мороз – пронеслась по телу кратким, восхитительным и поражающим смешением вкусов, прежде чем Джон, сбивчиво извинившись, убрал руку. Осталось только дрожащее внутри тепло и затяжное послевкусие, в которое сразу же отчаянно вцепился, как зачарованный, осажденный болью разум Шерлока.
Соль и вода, почти смытый тающим льдом привкус танина и нотка чего-то, напоминающего кумин - отголоски соуса от наспех поглощенного обеда или же слабый естественный аромат самого Джона, почти неощутимый на кончиках пальцев. Отличить было невозможно, но, боже мой, как же Шерлоку хотелось знать это наверняка.