Читаем Ядовито-розовая ручная граната (СИ) полностью

- Выглядит и пахнет нормально, без проблем замерзло в домашних условиях. Если это не вода, то что?

- Кислота?

- И зачем тебе замораживать кислоту?

Губы Шерлока дернулись, складываясь в усталую улыбку, и дело было не в самом вопросе, но в том, каким тоном Джон его задал; голос друга заставлял предположить, что тот и так знает вероятный ответ: «Потому что это можно сделать».

- На столе в кухне лежали лакмусовые бумажки, - с трудом произнес Шерлок, перекатывая в уме каждое слово, прежде соединить их в предложение. Контролировать речь получалось лучше, и он ни разу еще не перешел на какой-либо другой язык, но все же затрачиваемые на это усилия не только выводили из себя, но и крайне выматывали. – Проверь кислотность.

- Вот именно поэтому нужно наклеивать этикетки, - ворчливо заметил Джон, но в голосе его проскальзывали нотки нежности. Что-то зашуршало, когда он поднялся и, пройдя в кухню, принялся за поиски. – Да, нашел. Красный – кислота, синий – щелочь?

- Да, - Шерлок умолк, пытаясь не обращать внимания на странный, еле слышный гул в ушах. Едва различимый звук, который может почудиться в абсолютной тишине, когда ухо обманывается, принимая ничто за нечто. Утомительный и назойливый, но от него можно отрешиться, если получится сосредоточиться на Джоне и его тихом звучании: симфония домашнего уюта из тихого дыхания и прикосновений, шороха шерстяного свитера и покоя.

- Без изменений. Скорее всего, это вода, - наконец сказал Джон. Шаги необутых ног по ковру возвестили о том, что он подходит к дивану, и Шерлок мог представить, как друг вновь еще раз подозрительно осматривает кубики льда. – Если вкус странный, выплюнь. Либо так, либо придется пить из стакана, а я не думаю, что это обойдется без последствий.

Шерлок скривился, понимая, что Джон прав. Будь он в больнице или в той богом забытой клинике, где провел большую часть своего шестнадцатого года жизни, от обезвоживания его избавила бы капельница. Здесь же, на Бейкер-стрит, не было подобного оборудования, и пусть друг был военным врачом и мог, вероятно, в крайнем случае, что-то соорудить из подручных материалов, это все же означало бы возложить на него совсем непомерную ответственность.

От воды его вывернет, он чувствовал это по тому, как дрожала в желудке омерзительная тошнота. Но лед?

Ни слова не говоря, он поднял руку, ожидая, что Джон вложит в нее твердый и гладкий ледяной кубик, и дернулся в изумлении, когда что-то холодное коснулось губ и проскользнуло в рот. Зубы заломило от резкой смены температуры – чувствительность зубной эмали обострилась с мигренью - но почти тут же это ощущение ушло: дискомфорт сменился мгновенным облегчением; очутившийся у него во рту кусочек зимы перетянул на себя внимание звенящих нервов, притупляя боль.

Вода просочилась в горло. Всего лишь намек на жидкость, недостаточный, чтобы потревожить желудок, но вкус – яркий, чистый, совершенно не химический – показался замученной иссушенной плоти эликсиром самой жизни.

- Нормально? – спросил Джон, и утвердительно промычавшему Шерлоку показалось, что он услышал радость и облегчение в следующем слове друга. – Еще?

- Пожалуйста.

Несомненно, Джон был настоящим гением, и Шерлок так бы и сказал, не будь его губы и язык столь захвачены ощущениями легко скользящих по ним граней замерзшей воды. Как друг понял, что ему сейчас нужно именно это? Одно единственное чувство, что возобладает над всеми остальными, отбросит боль назад, в сторону, во вне, и пусть не снимет ее совсем, но на краткий миг сделает почти неощутимой. Передышка, милостиво дарованная там, где обычно на нее не стоило и рассчитывать, и Шерлок издал тихий довольный звук, надеясь, что Джон поймет невысказанное послание: его искусство целителя достойно самого Аполлона.

Раздалось мелодичное позвякивание льда о посуду – чашка или миска? – когда друг достал следующий кубик, и на сей раз губы Шерлока заранее жадно приоткрылись. Быть может, у Джона соскользнули пальцы, или это дернулся сам Шерлок, слепо ища влагу, но только, помимо округлой льдинки, он прихватил зубами и языком кончик пальца.

Сдавленный вдох друга показался громким в тишине комнаты, но Шерлок едва ли его расслышал. Странная двойственность единого ощущения – чуть теплая плоть и звездно-яркий мороз – пронеслась по телу кратким, восхитительным и поражающим смешением вкусов, прежде чем Джон, сбивчиво извинившись, убрал руку. Осталось только дрожащее внутри тепло и затяжное послевкусие, в которое сразу же отчаянно вцепился, как зачарованный, осажденный болью разум Шерлока.

Соль и вода, почти смытый тающим льдом привкус танина и нотка чего-то, напоминающего кумин - отголоски соуса от наспех поглощенного обеда или же слабый естественный аромат самого Джона, почти неощутимый на кончиках пальцев. Отличить было невозможно, но, боже мой, как же Шерлоку хотелось знать это наверняка.

Перейти на страницу:

Похожие книги

Образы Италии
Образы Италии

Павел Павлович Муратов (1881 – 1950) – писатель, историк, хранитель отдела изящных искусств и классических древностей Румянцевского музея, тонкий знаток европейской культуры. Над книгой «Образы Италии» писатель работал много лет, вплоть до 1924 года, когда в Берлине была опубликована окончательная редакция. С тех пор все новые поколения читателей открывают для себя муратовскую Италию: "не театр трагический или сентиментальный, не книга воспоминаний, не источник экзотических ощущений, но родной дом нашей души". Изобразительный ряд в настоящем издании составляют произведения петербургского художника Нади Кузнецовой, работающей на стыке двух техник – фотографии и графики. В нее работах замечательно переданы тот особый свет, «итальянская пыль», которой по сей день напоен воздух страны, которая была для Павла Муратова духовной родиной.

Павел Павлович Муратов

Биографии и Мемуары / Искусство и Дизайн / История / Историческая проза / Прочее
1984. Скотный двор
1984. Скотный двор

Роман «1984» об опасности тоталитаризма стал одной из самых известных антиутопий XX века, которая стоит в одном ряду с «Мы» Замятина, «О дивный новый мир» Хаксли и «451° по Фаренгейту» Брэдбери.Что будет, если в правящих кругах распространятся идеи фашизма и диктатуры? Каким станет общественный уклад, если власть потребует неуклонного подчинения? К какой катастрофе приведет подобный режим?Повесть-притча «Скотный двор» полна острого сарказма и политической сатиры. Обитатели фермы олицетворяют самые ужасные людские пороки, а сама ферма становится символом тоталитарного общества. Как будут существовать в таком обществе его обитатели – животные, которых поведут на бойню?

Джордж Оруэлл

Классический детектив / Классическая проза / Прочее / Социально-психологическая фантастика / Классическая литература