Ядовито-розовая ручная граната (СИ)

Он почувствовал руку Джона на своем виске, скользнувшую по влажной от испарины коже, когда тот отводил назад прядки волос.

– Тебе все еще помогает, если я глажу голову? – тихо спросил Джон. Его прикосновения были легкими, словно пером, не более чем дуновение ощущения. То, что еще недавно приносило успокоение и облегчение, теперь было далеким, как если бы звездный свет пытался растопить шапки полярных льдов. И все же, несмотря на всю неэффективность этих движений в плане ослабления боли, ласковые прикосновения пальцев Джона, по крайне мере, заставляли Шерлока чувствовать себя чем-то драгоценным – тем, что стоило охранять с безграничной преданностью и защищать любой ценой. Подобное отношение было такой редкостью, что Шерлок не мог заставить себя от него отказаться.

- Немного, - в итоге солгал он, скребя пальцами по простыням, пока не нашарил острый угол колена Джона и не положил на него руку, удобно обхватив коленную чашечку ладонью. Ему показалось, что своим действием он замкнул цепь – соединение было непрочным, и Шерлок попытался удержать досадливый вздох. Мысли его разбились и рассыпались среди вихря боли, что поднимался за веками.

Это напомнило Шерлоку о времени, когда ему было шестнадцать, и он оказался пойман в ловушку бесконечных кругов восстановления и ухудшения. Как же мало осталось от него к концу того года, когда его разбило и сравняло с землей пронесшимся через его разум ураганом. Как он ненавидел это состояние. Ненавидел, что его, когда-то невероятные, мысли, были сведены до уровня белого шума, не дававшего ему ни радости дедукции, ни покоя тишины. В памяти всплывали безумные крики, собственные ногти, впивающиеся в кожу, оставляющие кровоточащие полосы на голове в отчаянной попытке вырвать из черепа эту пытку.

Шерлок стиснул зубы, когда его захлестнула еще одна, куда более мощная волна боли, принося с собой панику. Господи, он сделал бы что угодно, чтобы это прекратилось, все, что угодно: продал душу, до предела накачался наркотиками, даже отправился на чертову гильотину, если бы это принесло облегчение, но ничего не было ему доступно. Он чувствовал, как дыхание его с каждой минутой становится все прерывистей, превращаясь в звуки, которые он не мог подавить, даже если бы пытался. Смутно он ощутил, как подвинулся Джон, сползая ниже, чтобы лечь рядом с ним, и шепча слова утешения сдавленным, полным страдания голосом, словно в нем эхом отозвался собственный ужас Шерлока.

- Мне жаль. Мне так жаль, - чуть слышно повторял Джон, и Шерлок почувствовал быстрые горячие прикосновения тонких губ к своему лбу. Раз, второй, третий, будто Джон пытался вернуть к жизни хотя бы часть того человека, что он знал, вытащить его наружу из этого скрюченного, несчастного создания, что лежало сейчас в его руках. К несчастью, жизнь не похожа на сказку. Не было волшебства, способного прекратить его мучения, и впечатления от поцелуев стерлись слишком быстро под яростным натиском мигрени. Шерлок сам предупредил Джона, что будет хуже, но то, что с ним происходило, превзошло все его ожидания, вгрызаясь в кости и визгом проносясь по нервам, пока не заполнило своим грозным жестоким присутствием весь ментальный пейзаж от края до края.

Ему казалось, что он находится в открытом море, и его бросает с одной вздымающейся волны на другую, швыряет вниз в темную, удушающую бездну лишь для того, чтобы после выныривания все повторилось сначала. Не один раз он свешивался рывком с кровати, благодаря слепой удаче находя ведро в темноте, но все рвотные позывы были тщетны, не облегчая водоворот все время возвращающейся тошноты и только увеличивая напор давления в катакомбах его мозговых пазух.

Джон все время был рядом, единственная реальность вне головы Шерлока, которую тот полностью осознавал. Джон, прилагая все усилия, пробивался на арену, где, брошенный на растерзание мигрени, лежал Шерлок, и заставлял признать свое присутствие: скрещенные на груди руки и упрямо поднятый подбородок, словно он мог бросить вызов тому явлению, что разрушало разум его друга.

Шерлок знал, что не спит. Он все еще ощущал тепло Джона рядом и кровать под собой: лодка в бурном океане головокружительной неопределенности; однако в какое-то мгновение во тьме ночи перед его глазами выстроилась картина. Пыльная земля и каменные стены Рима поднялись вокруг него, разрушенные и разбитые, подобно чертогам его разума. Однако утрамбованная почва под ним была все еще запятнана кровью тех, что были повержены ранее. Выбеленные кости, испещренные следами когтей, лежали на овальной арене, а вокруг края ее по клеткам расхаживали львы, и все возрастающий рык наполнял уши Шерлока, пока он ожидал их атаки.

Джон шагнул вперед, мимо его скрючившегося тела, становясь между ним и грядущей опасностью. Не было у него ни копья, ни другого оружия, чтобы сражаться с тварями, но весь его облик, казалось, излучал готовность к битве. Он был напряжен и сосредоточен, лицо - сурово и решительно, и слабый ветер донес до Шерлока призрачные приветствия толпы, что давно уже истлела и обратилась в прах.