Читаем Ядовито-розовая ручная граната (СИ) полностью

Пусть Шерлок и не пользовался ими так уж часто, приемы соблазнения работали на инстинктивном уровне. Постоянное изучение вопроса лишь помогло отшлифовать их, и хотя опыт его в этой сфере был ограниченным, Шерлок отдавал себе отчет в воздействии невербальных сигналов. Как же просто было управлять окружающими, заставляя их плясать под свою дудку – достаточно только верно улыбнуться и бросить многообещающий взгляд. С Молли он проделывал этот трюк чуть ли не при каждой встрече.

Но с Джоном ему не нужно было притворяться. Тщательно срежиссировать действия – возможно, но лишь для того, чтобы прощупать почву. Он был практически убежден, что прав в своих предположениях, что все подмеченные им детали в сумме сводятся к одному – желания Джон испытывает те же, но там, где раньше Шерлок привык наблюдать уверенность, теперь он видел колебания. Это никак не соотносилось с прежним поведением друга в любовных вопросах. Джону Ватсону можно было подобрать множество определений, но «застенчивый» точно было не из их числа. Так почему же он просто не скажет все в открытую?

Нет, с этим требовалось разобраться.

В груди Шерлока кружили, смешиваясь в летучую взвесь, азарт и неуверенность, когда он наклонил голову вправо. Движение выставило напоказ длинную шею, и он позволил напряжению проступить во взгляде, прежде чем многозначительно посмотреть на губы Джона, а затем снова ему в глаза.

Знак слишком явный, чтобы Джон мог его упустить, и по спине Шерлока прокатилась теплая дрожь, стоило голубым глазам друга потемнеть еще сильнее, а зрачкам – расшириться в неверном освещении комнаты. Дыхание Джона замерло в груди - как будто ударилась о прутья клетки, прежде чем вылететь из нее, птица - и сорвалось с губ нерешительным: «Шерлок?»

Никогда и никто прежде, произнося его имя, не вкладывал в него столько смысла: не раздражение, не возмущенный окрик, но мягкая, глубокая надежда, переплетенная с неверием, как будто друг боялся, что все истолковал не так. Вопрос и просьба, смешавшиеся в одном слове, и сердце Шерлока застучало вдвое быстрее, когда показался, проводя по губам, кончик языка Джона: гипнотизирующий росчерк розового.

Воздух сгустился, завибрировал от магнетической, притягивающей силы, что была уже так знакома Шерлоку. Они с Джоном, задыхающиеся после очередного преследования, на пике восторга, неумолимо вовлекаемые на орбиты вращения друг друга. Но столкновения так и не происходило, все заканчивалось на все том же жарком и тяжелом взгляде, что накалял сейчас пространство между ними.

Только сейчас не было никакой погони – не бурлил в крови адреналин, чье влияние так легко принять за влечение, и не было упоения от очередного прохода по лезвию ножа между жизнью и смертью. Были только они двое и ощущение, как обжигающая, бурлящая вероятность того-что-может-быть неуклонно превращается в реальность.

- Шерлок… - повторил Джон пересохшими губами, и отчаянье сделало его хриплый голос едва слышным. В нем звучало напряжение, и Шерлок поерзал, чувствуя под животом, прижатым к бедрам Джона, уплотняющийся выступ, который становился все заметнее, и в лицо Джона бросилась краска, веки, дрогнув, закрылись, выдавая неловкость. – Я… это не из-за тебя…

- Разве? – детектив поднял бровь и оттолкнулся ступней от подлокотника, устраиваясь так, чтобы их лица оказались на одном уровне. Движение вызвало у Джона приглушенный стон, от чего у Шерлока пересохло в горле и обдало жаром кожу.

Джон вновь широко распахнул глаза, в которых бушевало пламя, и Шерлок наклонил голову, давая ему кратчайший миг на возражения, перед тем как стер последний разделявший их дюйм, поцеловав в губы.

Упругие мышцы под ним, прежде расслабленные и податливые, напряглись, закаменели, и на долю секунды Шерлок усомнился в своих выводах, подумав, что принял за влечение то, что проистекало из сострадания и беспокойства. Но в тот момент, когда страх уже побуждал отстраниться, Джон крепко обхватил его руками, удерживая, и приоткрыл рот, нерешительно проводя языком по изгибу его губ.

Легчайшее, будто пером, прикосновение: теплое, влажное и до невозможности соблазнительное, как будто Джон все еще никак не мог поверить в происходящее. Но с каждым мгновением он действовал все смелее. Стоило губам Шерлока разомкнуться в бессознательном, инстинктивном призыве, язык Джона тут же скользнул внутрь. Сильные руки обняли, сгребая в кулаки ткань халата на спине, словно Джон боялся, что Шерлок вдруг просто испарится. А тот не мог остановиться, гладил плечи, скользил ладонями по бокам, лихорадочно желая добраться до кожи, и не в силах отстраниться хоть на мгновение, чтобы это сделать.

Перейти на страницу:

Похожие книги

Образы Италии
Образы Италии

Павел Павлович Муратов (1881 – 1950) – писатель, историк, хранитель отдела изящных искусств и классических древностей Румянцевского музея, тонкий знаток европейской культуры. Над книгой «Образы Италии» писатель работал много лет, вплоть до 1924 года, когда в Берлине была опубликована окончательная редакция. С тех пор все новые поколения читателей открывают для себя муратовскую Италию: "не театр трагический или сентиментальный, не книга воспоминаний, не источник экзотических ощущений, но родной дом нашей души". Изобразительный ряд в настоящем издании составляют произведения петербургского художника Нади Кузнецовой, работающей на стыке двух техник – фотографии и графики. В нее работах замечательно переданы тот особый свет, «итальянская пыль», которой по сей день напоен воздух страны, которая была для Павла Муратова духовной родиной.

Павел Павлович Муратов

Биографии и Мемуары / Искусство и Дизайн / История / Историческая проза / Прочее
1984. Скотный двор
1984. Скотный двор

Роман «1984» об опасности тоталитаризма стал одной из самых известных антиутопий XX века, которая стоит в одном ряду с «Мы» Замятина, «О дивный новый мир» Хаксли и «451° по Фаренгейту» Брэдбери.Что будет, если в правящих кругах распространятся идеи фашизма и диктатуры? Каким станет общественный уклад, если власть потребует неуклонного подчинения? К какой катастрофе приведет подобный режим?Повесть-притча «Скотный двор» полна острого сарказма и политической сатиры. Обитатели фермы олицетворяют самые ужасные людские пороки, а сама ферма становится символом тоталитарного общества. Как будут существовать в таком обществе его обитатели – животные, которых поведут на бойню?

Джордж Оруэлл

Классический детектив / Классическая проза / Прочее / Социально-психологическая фантастика / Классическая литература