Ядовито-розовая ручная граната (СИ)

Когда пройдет этот порыв, Шерлок, вероятно, сможет вернуться к прежней жизни, где они лишь друзья и соседи, но Джон осознавал, что сам на такое не способен. Для него не был проблемой секс с малознакомыми людьми, если при этом не забывать о презервативе: там ничто не ставилось под угрозу, ведь ничего и не существовало. Но получить Шерлока на мгновение, и тут же отпустить он не сможет, а мысль о том, что тот желает большего, казалась слишком хорошей, чтобы в нее поверить.

Тому, что Шерлок хочет его здесь и сейчас, было множество свидетельств, их нельзя было не заметить, но Джон не раз видел, как тот может пустить слезу словно по щелчку тумблера в голове. Друг крайне редко терял над собой контроль, и теперь Джон поймал себя на том, что начинает сомневаться во всем и вся. В любом другом человеке подобные признаки однозначно свидетельствовали бы об искреннем желании, но сейчас все они вдруг показались неочевидными, и он прикусил губу, презирая себя самого за эту неуверенность. Джон желал этого, желал Шерлока, но хотел получить его всего целиком, а не надетую для соответствия моменту маску, но в том, что сейчас выйдет отличить одно от другого, он сомневался.

- Что я упустил? – хрипло спросил он, ослабляя хватку на бедрах Шерлока и проводя пальцами по остро выступающим твердым контурам, обтянутым плотью и скрытым тонким слоем ткани, от которой так легко было избавиться. Под руками чувствовались крепкие кости и мягкая впадина живота между ними, теплая и соблазнительная, и все тело ныло от желания перекатиться, подминая Шерлока под себя, и провести языком по этой сливочной коже. Какие бы сомнения ни терзали разум, тело было к ним глухо, и Джон стиснул зубы в попытке его приструнить. – Скажи.

Под настойчивостью последнего слова прозвенела скрытая мольба, и Шерлок приподнялся и сел, подогнув под себя ноги. Джон с трудом подавил в горле стон, ощутив себя все равно, что голым, стоило теплу тела друга исчезнуть – смешно, ведь он даже ничего с себя не снял.

Уж если на то пошло, Шерлок был куда более обнажен. Халат соскользнул с правого плеча, задержавшись на сгибе локтя, волосы растрепались; на щеке был заметен отпечаток вязаного узора свитера. Всего этого хватило, чтобы где-то на задворках разума Джона послышалось довольное собственническое ворчание, а Шерлок не делал и попытки привести себя в порядок. Он смело встретился с Джоном взглядом, сильный и уверенный, и вновь ставший сам собой.

В глазах не было и следа боли, их не туманило страдание, а был лишь тот разум, что способен разобрать мир на составляющие. Губы, покрасневшие и припухшие от поцелуев, сложились в хорошо знакомую гримасу под названием «от проявления чувств мне неуютно». Джон видел ее не раз на местах преступлений, когда детектив общался со всхлипывающими свидетелями или не пришедшими в себя пострадавшими. Однако теперь в ней не было высокомерности, выражения «я-выше-этого». И не было отвращения, лишь нечто, что Джон – увидь он подобное на чьем-то еще лице – счел бы неуверенностью.

Шерлок сидел на его ногах, положив на них ладони и проводя большими пальцами по внутреннему шву джинсов, как будто запоминая ощущение. Легчайшее прикосновение, но его хватало, чтобы эрекция Джона – пусть теперь, когда Шерлок отстранился, ее было немного легче игнорировать, - оставалась все такой же смущающе очевидной под плотной тканью.

- Шерлок, - напряженно повторил Джон, понимая, что друг не собирается ему отвечать. – Скажи, что я упустил.

Пальцы Шерлока замерли на мгновение, перед тем, как он поднял глаза, снова встречаясь взглядом с Джоном.

- Я хотел, чтобы ты был рядом, - наконец сказал он, холодным и собранным тоном, как будто объяснял очередную скучную цепочку рассуждений. – Ты, и никто иной. Ненавижу, когда меня видят таким… неспособным даже думать, - последнее слово Шерлок практически прорычал и кивнул на дверь в спальню, закрытую и безучастную. Но Джон понял, что дело не в самой комнате, а в том, что в стенах ее все еще витали воспоминания о мигрени. – Как только я стал достаточно взрослым, я начал гнать от себя людей. Не хотел, чтобы меня видели таким беспомощным: ослепшим от боли и ничего не соображающим, не в силах управлять собственным разумом!

Джон сел, не обращая внимания на то, как тянет мышцы ног, обхватил Шерлока за плечи - левое - укрытое шелком, правое – гладкая кожа и прочная кость, - и крепко сжал их, качая головой.

- Ты мучился, Шерлок. Неужели ты всерьез считаешь, что кто-то станет хуже о тебе думать из-за того, что тебе больно?

- Люди вообще не думают, - возразил Шерлок. Мрачный взгляд, брошенный им на Джона, потеплел. – Мамуля и Майкрофт беспокоились, конечно же, - родственные обязательства – но помочь ничем не могли. Мы… в нашей семье не в ходу…объятия и прикосновения, а от их беспомощности становилось только хуже. Врачей я терпел, потому что они были нужны, их забота заключалась в том, чтобы лечить, а не жалеть; но остальных держал на расстоянии.