Яичница из гангстеров

На минуту она словно обезумела, — дикая, горячая женщина, страстно живая в моих объятиях, — прижимаясь ко мне, целуя меня, лаская меня руками, и грудью, и телом, как будто, не в силах достаточно выразить чувство благодарности, она старалась отблагодарить меня всем, что имела.

— Елена, лапушка, — сказал я. — Кто еще в этом доме?

Она оторвалась от меня, вдруг вспомнив, где она находится, вдруг осознав грозящую нам опасность.

— Хэммонд. Больше никого. — Она говорила отрывисто; у нее как и у меня перехватывало дыхание. — Рат был… уже готов к тому… чтобы… — Она содрогнулась. — Я думала, он убьет тебя своим ножом. Мы что-то услышали. Я не знала, кто это или что там. Когда я увидела тебя, я подумала, что он тебя убьет.

Я отошел от кровати, высвободился из объятий Елены. В моей руке снова был револьвер.

— А где те, другие?

— Здесь только Хэммонд. Внизу. Не знаю, где именно. — Она умолкла, потом спросила: — Шелл, что ты собираешься делать?

Я усмехнулся. Кровь стучала у меня в висках, пульсировала в венах.

— Убить его.

Она облизнула губы и уставилась на меня. Она молчала.

Я оставил ее и нашел лестницу, ведущую вниз, во тьму, и стал спускаться по ступеням, почти не касаясь их, чутко реагируя на все каждой порой, каждым атомом своего существа. Потом я очутился в холле. Из-под двери сочился свет. Я открыл дверь, тихо вошел в комнату.

У книжного шкафа, справа от меня и спиной ко мне, стоял Артур Хэммонд. Слева от него в нескольких футах был полированный письменный стол. На нем лежал тупорылый револьвер, неуместный и уродливый на фоне блестящего дерева. Хэммонд был без пиджака, и я заметил ремешок чехла, который он еще не снял с себя: очевидно он вынул из него револьвер, чувствуя себя дома в безопасности. Он не слышал, как я вошел.

Я направил револьвер ему в спину, положил палец на курок.

— Хэммонд, — сказал я вполголоса.

Он обернулся, заложив пальцем то место в книге, которое он читал.

— Что? — Он заморгал, уставившись на меня непонимающим взглядом. Казалось, прошла вечность. И вдруг его лицо обмякло, как будто мышцы, удерживавшие его на черепе, стали растворяться под кожей. Челюсть его отвисла, щеки опустились, и он задрожал.

— Нет, нет, — произнес он срывающимся голосом. — Подождите. Пожалуйста, подождите. — Я едва расслышал его слова; голос его был шелестящим шепотом в тишине комнаты.

— Пора, Хэммонд, — сказал я. — За убийство Пита Рамиреса. За множество других вещей, которые вы совершили.

— Я не убивал его… Не убивал. — Он повторил это раз пять-шесть, не в силах отвести глаз от дула наставленного на него револьвера. Мой палец почти дрожал на курке. Я знал, что нажми я чуть-чуть посильнее и пуля вонзится в жирное, дрожащее тело Хэммонда. Он тоже это знал. Он повторял одни и те же слова, как будто он боялся, что как только он умолкнет, пуля разорвет его сердце или мозг.

— Я не убивал его. Это был только наркотик. В резинке. Он не мог убить его. Пожалуйста. Это Рат, это он подсыпал наркотик, сунул резинку ему в карман, после того, как ударил его. Мы не хотели его смерти, — только чтобы он проиграл. Мне нужно было, чтобы он проиграл.

— Но это убило его, Хэммонд; с такой же неизбежностью, как если бы вы застрелили его. Он мог бы умереть даже если бы не упал.

Впервые я говорил так долго, и это как будто разрушило то почти гипнотическое состояние, в которое он впал. Он протянул руку и бочком двинулся к столу.

Остановившись, он ущипнул себя за щеку, не сознавая этого жеста.

— Отпустите меня, Скотт, — сказал он.

— Нет.

— Я ни в чем не виноват. Вы правы насчет скачек, но я не хотел убивать Рамиреса. Мне нужно было выиграть. Я уже телеграфировал имя победителя в Лос-Анджелес. Мне нужно было, чтобы Лэдкин пришел первым, иначе меня бы убили. — Он снова слегка подвинулся к столу. Теперь его тело заслоняло от меня лежащий на столе пистолет, но руки он по-прежнему держал перед собой.

— Кому вы телеграфировали в Лос-Анджелес, Хэммонд?

Он торопливо назвал несколько имен. Мне они ничего не говорили, но для Куки Мартини они могли означать многое. Потом он сказал:

— Я озолочу вас, Скотт, — только отпустите меня. Мы назначали победителя, а ставили на других лошадей. Кто-то играет здесь, кто-то в Штатах, и они принимают наши пари. На этом можно делать миллионы. Я озолочу вас, Скотт. — Его правая рука легла на край письменного стола.

— Как же вы назначаете победителя, Хэммонд?

Про себя я думал: — Еще немного времени, и он попытается схватить свой пистолет. — Он подбирался все ближе и ближе.