Оставив свой автомобиль с откидным верхом за углом, недалеко от улицы, где находился их «клуб», я пешком завернул за угол, прошел по улице, миновав узкий переулок, и остановился перед домом. Перед входом стояли два мотоцикла и три ветхие машины, видимо собранные из старых частей. Сам клуб представлял собой обычный дом, большое одноэтажное каркасное здание, футов на двадцать отступающее от улицы. Через грязный двор к парадному вела потрескавшаяся цементированная дорожка. Я прошел по ней и поднялся на подгнившее деревянное крыльцо.
Изнутри доносился страшный шум — визг, и смех, и крики, и топот ног, как будто танцевал кто-то тяжелый и неуклюжий. Казалось, там целая толпа. Мне было еще не совсем ясно, как себя вести, но я решил вначале ориентироваться на самих мальчишек. Если они встретят меня сдержанно и дружелюбно, я отвечу им тем же, — насколько смогу: образ Пэм слишком ярко запечатлелся в моей памяти. Правда, я не ждал радушного приема; мне уже довелось столкнуться с парой групп таких подростков, и я давно уже избавился от первоначального ошибочного представления о том, что преступник — это непременно человек взрослый. Пятнадцатилетний мальчишка ударил меня однажды кастетом, изготовленным с чисто профессиональным искусством, а восемнадцатилетний выстрелил в меня из самодельного пистолета. Он промахнулся — пуля пролетела в двух ярдах от меня, — но прицеливался он всерьез. Сейчас со мной был мой кольт, но я надеялся, что мальчишки будут держаться прилично и вежливо.
Напрасно я надеялся.
Я позвонил, и шум внутри немного стих. Высокий, костлявый парень лет семнадцати, с крысиным лицом, открыл дверь и скосил на меня глаза.
— Угу?
— Я ищу Чака Дорра.
— Кто спрашивает?
— Шелл Скотт. Я — частный сыщик.
— Никогда не слышал. — Он хотел захлопнуть дверь перед моим носом, но ему помешала моя нога.
— Вы, наверно, не расслышали, что я сказал.
— Расслышал. Его здесь нет. Катитесь отсюда. Вас не приглашали. Усекли, м-р Сыщик?
Этот молодой хулиган был именно тем, что я ожидал здесь встретить, и он начинал меня бесить, — это я тоже ожидал.
— Вы тоже сойдете, — сказал я. — С таким же успехом я могу поговорить и с вами.
Он пробормотал несколько грязных слов и потом сказал:
— Нога. Уберите ногу.
Я убрал ее: я поднял ее и пинком распахнул дверь. Крыс отпрянул на шаг назад, и дверь с размаху ударилась о стену. Я вошел, не задев его, и очутился в мгновенно притихшей комнате. Двое или трое поднялись со своих мест, злобно уставившись на меня. В этой большой комнате было человек двадцать пять, половина их — девочки, и все — подростки в возрасте от тринадцати до восемнадцати лет. Ни один из них не мог помериться со мной ростом, так что Чака Дорра среди них, очевидно, не было. До моего появления они, видимо, безудержно лизались и обнимались. Ликер был представлен в изобилии. Вероятно все они уже успели наполовину надраться, а тяжелый сладкий запах говорил о том, что среди присутствующих несколько человек курят марихуану. Ликер и марихуана возвышают шпану в собственных глазах, делают их как будто умнее, красивее и сильнее.
Я стоял посреди комнаты под враждебными взглядами всего несколько секунд, потом дверь захлопнулась и молчание прервалось. Те трое, что встали, когда я вошел, направились ко мне, и тот, кто был впереди, — низкорослый, коренастый юнец с нежным лицом ребенка, который проводит вечер за вечером, разглядывая порнографические открытки, — сказал:
— Катитесь отсюда, мистер. Это — частная вечеринка. — Другой, с худым, прыщавым лицом и ярко-красными губами, сказал: — Потеряйтесь. Сгиньте. Исчезните.
Послышалось еще несколько замечаний, столь же остроумных. Присутствие девочек только ухудшало положение, потому что подобного рода шпана под взглядами своих женщин становится еще грубее — «умнее», вроде тех мальчишек на пляже, которые нарочно носятся вокруг, подымая ногами тучи песка. Видно было, что девчонкам все это очень нравилось. Среди них пять-шесть были в джинсах, остальные — в туго обтягивающих фигуру платьях.
Они были недовольны, что я прервал их веселье. Я невольно подумал, что Пэм и ее друг тоже были недовольны, когда им помешали вчера вечером. Я смотрел на жесткие молодые лица трех подростков, стоявших передо мной, на лица их товарищей, и думал, что никогда еще не видел, чтобы в одной комнате собралось столько порочных и безобразных существ. Я смотрел на одного, на другого и спрашивал себя: «Не он ли избил Пэм, не его ли пальцы сдавили ей горло?» Судя по их виду, это мог сделать любой из них, и вероятно один или несколько это сделали.
Низкорослый коренастый подросток и тот, у которого были ярко-красные губы, уперлись мне в грудь руками и стали отталкивать меня к двери. Я почувствовал, как мое лицо запылало жаром. Так уж я устроен: ничто так не действует на меня, как физическое насилие со стороны какого-нибудь человека, — а сейчас эти ребятишки старались силой вытолкнуть меня за дверь.
— Руки прочь, — сказал я.
Крыс был слева от меня.
— Да кто ты такой, по-твоему, дубовая ты голова?