Я посмотрел на него и сунул руку во внутренний карман, чтобы достать бумажник.
— Я уже сказал, кто я, — ответил я.
То ли он ожидал, что я выну из кармана что-то другое, то ли просто надеялся испугать меня, но только он держал руки за спиной; и как раз когда я вынул бумажник, его правая рука выхватила что-то из его кармана. Увидев бумажник, он быстро отвел руку за спину, но я успел заметить отблеск света на длинном лезвие ножа. Такой милый, бесправный малыш! Уж так мне его стало жаль.
Я раскрыл бумажник и показал ему фотокопию моего удостоверения, а потом показал его и трем остальным. Это не произвело на них впечатления.
— A-а, самозванец-полицейский, — сказал Крыс. Раздались грубые смешки. Я посмотрел на Крыса.
— Начнем с тебя, — сказал я. Я вынул из кармана любительскую фотографию Пэм, взятую мной из альбома м-ра Фрэнклина, и протянул ее ему. Я ничего не сказал — я хотел видеть, как он будет реагировать.
Он взглянул на фотографию. И стал пристально ее рассматривать. Наконец, облизнув губы, он скосил на меня глаза.
— А зачем мне это?
— Ты ее знаешь?
— He-а. На кой она мне, дубовая ты голова?
— Передай дальше, — велел я. — Пусть каждый посмотрит.
Он все так же, искоса, следил за мной, и сначала мне показалось, что он не собирается повиноваться. Потом он пожал плечами:
— Почему бы и нет? — Он показал фотографию трем своим товарищам, стоявшим поблизости, и те молча покачали головами; потом Крыс направился к ближайшему стулу, на котором примостилась юная парочка, дал им фотографию и что-то пробормотал. Низкорослый коренастый подросток присоединился к Крысу, и оба начали шептаться, временами бросая на меня быстрые взгляды. Через несколько секунд к ним подошли и остальные двое. В то время как фотография передавалась по кругу, я отошел к стене и прислонился к ней спиной. Я хотел стать так, чтобы видеть все лица, — но, главное, я хотел иметь за спиной эту стену; то, что здесь происходило, мне не нравилось.
Разговор становился громче; губы кривились, когда члены банды посматривали в мою сторону. Мальчишки зашевелились, собираясь в одну тесную группу; через полминуты все девочки столпились вокруг одного из диванов, а парни образовали две группы в другом конце комнаты. Они тихо разговаривали, поглядывая на меня и посмеиваясь, как будто подбадривая себя и друг друга перед каким-то действием. У большинства в руках были стаканы с ликером.
Мне очень не нравилась вся эта возня, ибо все они были настоящие хулиганы и громилы, — такие же опасные, как и взрослые, только моложе. Если они настроятся на такой лад, они могут наброситься на меня всей бандой и, может быть, раскроить мне череп. Но я — я должен соблюдать вежливость. Ведь они — продукт их среды! Как ни странно, — не более, чем все другие люди, включая и меня: так что я никак не мог вызвать в себе по отношению к ним чувства симпатии.
Девяносто девять из ста подростков, — да и взрослых тоже, — с которыми вы сталкиваетесь, прекрасные люди, но всегда найдется один процент — или меньше — таких, которые как будто принадлежат к другой породе. Есть хорошие дети и плохие дети, хорошие люди и плохие люди, но если они пускают вам пулю в лоб, вы умираете независимо от того, родились ли они в особняке или в трущобе, стреляли в вас из настоящего или самодельного пистолета. А я, сдается мне, из тех, кто имеет дело с готовой продукцией наших цивилизованных джунглей, а не с процессом ее изготовления. И я не тот тип, что говорит каннибалу, обгладывающему его ногу: «Да благословит тебя бог, сын мой; я сознаю, что ты — продукт своей среды».
Наконец все эти юные каннибалы посмотрели на фотографию Пэм, но, насколько я мог судить, видели ее впервые. Это было странно, потому что в этот день фотография Пэм появилась во всех газетах. Но если те, кто изнасиловал и задушил Пэм, были здесь, — что они думали и чувствовали в эту минуту?
Крыс отделился от своих дружков, подхватил фотографию и подошел ко мне. Он протянул мне фотографию и снова сунул руки в карманы.
— Удовлетворены? — спросил он.
— Угу. Все-таки мне нужно повидать Чака.
Он вытащил из кармана свой нож, на этот раз не скрываясь, и срезал узенький краешек ногтя с большого пальца.
Остальные стояли шеренгой посреди комнаты и смотрели на меня. Один из них перебрасывал из одной руки в другую что-то блестящее. Сначала я не понял, что это, но потом, разглядев, увидел, что это самодельный кастет, сделанный, вероятно, из ручек бака для отбросов, с торчащими из него стальными остриями, которые могли бы превратить человеческое лицо в окровавленные полосы кожи. Несколько других, включая и низкорослого крысиного дружка, держали руки в карманах.
— Катитесь отсюда, — произнес Крыс. — Ну? Я серьезно.
Мне ужасно надоело слушать, как эта малолетняя шпана указывает мне, что я должен делать.
— Слушай, ты, шпана мелкопузая, — сказал я, — прекрати трепать об меня язык, или…