Войсковой старшина Мартемьян Бородин повел однажды свою вновь сформированную сотню в дальний рейд по верхне-яицкой линии. В отряде служили вперемежку казаки разных возрастов и партий: были сторонники старшин, но попадались и войсковые, непослушные. Впрочем, большого веса они не имели, потому как все видные главари их уже перебежали к Пугачеву и бунтовать было некому, да и незачем. Такого мнения и придерживался Михаил Родионович Атаров, мерно покачивавшийся в седле рядом с соседом Дементием Зайцевым. Казаки курили свои любимые трубки-носогрейки и мирно беседовали как старые друзья, делить которым было нечего. Рассуждали о своем, казачьем: о насущных хозяйских делах, о ценах на соль и на остальные продукты, о предстоящей в начале октября рыбной ловле.
– Как думаешь, Дементий Иванович, справимся с самозванцем до осенней плавни? – спрашивал Михаил Атаров. – Ведь гляди, чуть больше недели осталось… Что как не поспеем?
– Справимся, не справимся – какая разница, – небрежно отмахнулся Дементий Зайцев. – Плавня все одно будет, а коль основная городская голутва ушла с Пугачем, нам лучшие места достанутся и рыбы больше наловим.
– Хорошо бы так… Да вдруг Симонов домой не отпустит, на службе всю плавню продержит? – усомнился Атаров.
– Это уж как Бог даст, – подытожил сосед, докуривая последний табак в трубке и выбивая ее о каблук сапога.
Не доезжая Генварцовского форпоста, казачий разъезд, посланный Бородиным далеко вперед по дороге, заметил в степи каких-то всадников. Один из разведчиков проворно поворотил коня и мигом домчался до основного отряда, доложил обо всем командиру.
– Сотня, к бою! – громко скомандовал Бородин. Он правильно рассудил, что в степи вполне может двигаться неприятель, и потому не помешает на всякий случай приготовиться к отражению нападения. Так оно и произошло.
Неизвестные всадники собрались в группу у небольшого холма, тоже, видимо, совещаясь. Их было примерно столько же, что и казаков. На головах – остроконечные шапки, за спинами – луки и колчаны со стрелами, из чего Мартемьян Бородин определил, что это башкиры.
Не успел казачий разъезд вернуться к отряду, как степь наполнилась дробным стуком копыт, диким гортанным повизгиваньем, свистом и улюлюканьем. Башкиры быстро развернулись в лаву и стремительно бросились на противника.
– Ну, теперь, Дементий Иванович, не зевай! – весело вскрикнул, хватаясь за ружье, Михаил Атаров. – Сейчас пойдет потеха, только держись!
Подпустив вражеских всадников на ружейный выстрел, он пальнул в них вместе со всеми, закинул бесполезное уже ружье за спину, торопливо снял с плеча длинную казачью пику с красным флажком на конце.
Несколько башкир, задетых пулями, свалились с коней, остальные продолжали храбро скакать на казаков. На ходу они ловко натягивали луки и, низко свешиваясь с коня на левую сторону, чтобы не мешала голова коня, метко пускали стрелы. Многие стрелы достигли цели, и казаки со стонами стали валиться с коней. Мартемьян Бородин подал команду к атаке, и казаки с не менее яростным криком и гиканьем, дружно устремились на врага.
Две лавы сшиблись в середине поля, за бугром, поросшим низкорослым кустарником. Передние казаки, сбив пиками нападавших башкир, бросили пики и потянули из ножен шашки. Башкиры, как дикие звери, набросились на них, по-волчьи выскалив хищные белые зубы, стали рубить направо и налево. Яицкие молодцы не уступали, тоже добре полосовали умелыми казацкими ударами косоглазых. Так что те, под напором их безжалостных клинков, в замешательстве отпрянули назад. Немало башкир корчилось и стонало под копытами своих и чужих лошадей. Кони наступали им на руки, переламывая хрупкие кости, давили тяжелыми копытами черепа, так что те, хрустнув, как переспелый арбуз, лопались, обрызгивая лошадиные ноги красной кровавой мякотью. Кровью были забрызганы и вошедшие в раж казаки.
– Давай, давай, земляки! Режь их под такую мать… Руби! – подбадривающе орал своим Михаил Атаров и с потягом разваливал почти до седла очередного басурманина.
Пришлась к месту суровая отцовская наука и воинская казачья выучка, когда в юности до умопомрачения гонял на плацу зеленую молодежь суровый служака-урядник. До боли в суставах заставлял рубить шашкой лозу или подвешенные к перекладине соломенные чучела. Повторял известную суворовскую присказку: «Тяжело в учении, легко в бою!», которую здесь, впрочем, знали еще задолго до прославленного генерала.
Башкиры, не выдержав железного натиска яицких «лыцарей», спешно рассыпались в разные стороны. Начали отступать. Отъехав на безопасное расстояние, вновь взялись за сайдаки, посылая в казаков меткие стрелы. Те ответили дружным ружейным залпом, который вышиб из седел еще несколько всадников. Начальник башкирской партии, седобородый пожилой старшина, решил больше не терять понапрасну людей и скомандовал отступление. Его люди послушно спрятали луки, издали погрозили гяурам нагайками и ретировались в степь, откуда пришли. Так что вскоре на месте недавнего боя остались только тела мертвых башкир вперемешку с казаками да туши лошадей.