– У меня есть пушкарь, Федька Чумаков, – отозвался вновь избранный войсковой полковник Лысов. По такому случаю он уже несколько дней ходил трезв как стеклышко, важен и деловит. Подействовала, видно, высокая честь, оказанная казаками.
Привели Федора Чумакова, черноволосого, с густой бородой, детину – косая сажень в плечах, поручили изготовить мишени.
– Это я мигом, царь-батюшка! – скороговоркой частил Чумаков, принимаясь с группой артиллеристов за дело.
Федор отмерил большими шагами расстояние от пушек до ближайшей цели, которой служил раскидистый колючий куст степного татарника, вбил рядом с ним деревянный кол со щитом. На щите углем изобразил неровный круг. В двух саженях от первой мишени воткнул вторую, дальше – третью и четвертую. Вновь отсчитал тяжелыми, разлапистыми шажищами обратное расстояние до пушек. Нагнувшись перед одной, стал нацеливать ее на мишень, совмещая мушку на конце ствола с неглубокой прорезью у казенной части. Несколько казаков-артиллеристов быстро зарядили пушку, туго прибив смертоносный заряд длинным шестом-прибойником.
– Готово, государь! – крикнул Чумаков, оглядываясь на Пугачева. – Прикажи палить?
– А ну, дай-ка я сам, – выехал вперед надежа. Быстро спрыгнул с коня, подбежал к пушке.
Казак поджег фитиль и подал его государю, тот умело ткнул им в запальную трубку. Грохнул выстрел, обдав канониров едким облаком сизого порохового дыма, ядро с пронзительным воем унеслось в поле.
– Промах, батюшка! – восторженно прискакал от мишеней горнист Назарка Сыртов.
Атаманы с негодованием на него зашумели.
– Как так промах? – опешил Пугачев, проверяя прицел пушки.
Чумаков подобострастно склонился по другую сторону орудия, недоуменно пожал плечами.
– А ну-ка, ребята, сдвиньте ее чуть-чуть левее, – приказал Пугачев канонирам.
Казаки, дружно навалившись на колесо, подвинули пушку куда надо.
– Хорош! – резко скомандовал Емельян Иванович. Немного ослабил деревянный клин между стволом и лафетом, отчего ствол малость опустился. – Все. Заряжай!
Казаки быстро прочистили ствол мокрой щеткой-банником, вновь забили в пушку заряд. Пугачев выстрелил. Каленое ядро с тем же противным жужжанием понеслось в степь и в щепки разнесло крайнюю мишень, зарывшись глубоко в землю. Атаманы и артиллеристы дружно прокричали «Ура!», восторженно приветствуя удачное попадание. Довольный Емельян Иванович передал длинный пальник Чумакову, не преминул подковырнуть:
– Вот как нужно наводить, дядя! Учись…
Федор сконфузился.
– Виноват, батюшка… Буду стараться!
Вызвались стрелять и засидевшиеся в седлах атаманы, поперед всех – нахальный Зарубин-Чика.
– Дай, батька, и мне из пушки пальнуть! Экая забава, право…
– Неча порох понапрасну жечь, – решительно воспротивился Пугачев. – Тебе, Чика, забава, а у меня канониры останутся необучены. Как воевать будут?
Иван Зарубин с досады сплюнул и, бранясь, отошел к казакам. Федор Чумаков с артиллеристами продолжали возиться у пушек. Атаманы с полковниками приблизились к своему предводителю.
– Какие будут приказания, государь? – спросил за всех войсковой атаман Андрей Овчинников. – Готовиться к походу?
– Нет, Андрей Афанасьевич, – отрицательно качнул головой Пугачев. – Располагай армию на ночлег, да не позабудь выслать в степь надежные караулы. Как бы Симонов, собака, нам ночью в спину не вдарил! Старшина вновь прибывших башкирцев сказывал, что шныряют по нашим тылам конные команды из Яицкого городка, моих людишек задерживают, побивают… Так что глядеть в оба. А завтра с утра – на Рубежный форпост!
Атаман Овчинников не отъезжал, мялся в нерешительности, силясь еще что-то сказать.
– Что у тебя еще? – нетерпеливо спросил Пугачев.
– Тут не дюже чтоб далеко хутор бывшего яицкого атамана Андрея Бородина, родного дядьки злодея Мартемьяна, – сообщил Овчинников. – Их сородич Гришка Бородин сказывает, что хозяин со своими людьми на хуторе. Из Яицкого городка приехал, а с какой целью – не ведомо. Думается мне, тебя, ваше величество, ловить… Что прикажешь делать?
– Пошли к Андрею Бородину казака с приказом, чтоб встречал меня как государя, тогда прощу! – важно произнес Емельян Иванович. – Завтра с утреца пущай и ожидает.
– Будет исполнено, государь! – лихо, по-строевому козырнул атаман Овчинников и направился к своему отряду.
На глаза ему первым попался Митька Дубов, молодой расторопный казачок из Гниловского форпоста, друг Гришки Бородина. Андрей Овчинников поманил казака к себе.
– Митька, дорогу на Бородинский хутор знаешь?
– А то нет, – расплылся в дурашливой улыбочке Митька. – Сколь раз ездили туда с друзьями-односумами из форпоста. До девок…
– Поезжай сейчас же туда, Дубов, и передай бывшему атаману, чтоб спешно готовил встречу, – приказал Овчинников. – Завтра по утру сам батюшка к нему на хутор со всем своим войском пожалует, так чтобы встречал с почетом, с хлебом-солью, да с иконами, как подобает императорскую особу чествовать. А ежели супротивничать станет – смерть! Так и передай.