– Для кого самозванец, а для кого – истинный государь Петр Федорович Третий! – крикнул какой-то смелый казак из толпы.
Городские стражники, размахивая над головами витыми ременными плетками, проворно ринулись ловить смутьяна, но тот, ужом юркнув в самую гущу крикливого собрания, как в воду канул.
Местные городские казаки, братья Твороговы, многозначительно переглянулись. Были они из зажиточных, имели немало припасенного добра и потому рисковать нажитым не хотели. Старший из братьев, Иван, почувствовал, куда ветер дует, а дул он отнюдь не в сторону атамана Портнова, а, скорее, в противоположную. Голытьба в городке набирала силу, и Иван Творогов стал к ним прислушиваться. Ну а младший Леонтий, естественно, во всем копировал старшего брата.
Иван хорошо знал скрывшегося в толпе крикуна, это был местный казак Афанасий Новиковский, побывавший уже в лагере Петра Федоровича. В городок он привел оттуда коня, якобы подаренного ему самим государем. Рассказывал, что надежа уже перещелкал, как орехи, все ближайшие пикеты и форпосты, гарнизоны покорились ему беспрекословно, и есть даже один генерал или полковник из бывших господ, перешедший на сторону государя.
Не принимая новой присяги, братья Твороговы по-тихому смотались с городского плаца. Близ кабака встретили еще одного известного смутьяна и подстрекателя – Потапа Дмитриева, закадычного друга Афони Новиковского. Потап был уже в доску пьян и буровил что-то нечленораздельное. Братьям и самим захотелось выпить.
– Что, казаки, завьем горе веревочкой, зайдем в царицын кабак? – предложил Иван Творогов. – Так и быть, я по такому случаю угощаю.
Потап Дмитриев обрадовался неожиданной дурнице и полез к Творогову целоваться.
– Иван Александрович, душа ты наш!.. Уважаю.
Иван Творогов брезгливо отстранил от себя пьяного.
– Ну будя, будя, Потап… Перепил небось с утра… Убери руки!
– Я не пьян… По случаю воцарения Петра Федоровича выпил, – горячо оправдывался Дмитриев.
В кабаке народу почти не было, так как весь городок потревоженным ульем гудел на кругу. За столиками кисли над косушками не казачьего звания городские обыватели из поповичей и бывших солдат. Хозяин заведения – толстый, гладковыбритый, лоснящийся от пота каргалинский татарин – протирал полотенцем, перекинутым через плечо, чисто вымытые стаканы.
Казаки сели за самый дальний, угловой стол. Иван Творогов потребовал водки, а на закуску – жареной рыбы, свежей икры, селедочки с луком и пирогов с мясом и грибами. Когда все было принесено хозяйским работником и расставлено на столе, старший из Твороговых, Иван, подал знак Леонтию, и тот наполнил водкой стаканы – по первой.
Иван взял свою чарку и вполголоса произнес:
– Пьем, казаки, за здоровье вновь объявившегося императора Петра Федоровича Третьего! Я верю, что к нам пожаловал настоящий царь, а не самозванец Пугачев Емелька.
Все трое резко взмахнули стаканами, опрокидывая их содержимое в себя, разом крякнули от удовольствия, утерлись рукавами кафтанов и жадно накинулись на еду.
– Он – истинный государь, казаки, – с набитым ртом доказывал хмельной уже Потап Дмитриев. – Если б это было не так, Яицкое войско его бы не приняло.
– А не знаешь, велика ли армия у государя? – поинтересовался Иван Творогов. – Твой дружок Афоня Новиковский ничего про это не сказывал?
– У батюшки три тысячи казаков и пятнадцать пушек, – не моргнув глазом соврал Дмитриев. – Афанасий самолично всю войску царскую видел и при мне крест целовал, что правда истинная…
Иван с Леонтием вновь загадочно переглянулись и понимающе покачали головами. Иван Творогов сказал:
– Много, ежели не сбрехал твой Афоня… С таким войском не то что на наш городок, на Москву идти можно.
Потап торопливо, ни у кого не спрашивая и никому не предлагая, налил сам себе еще водки, залпом выпил, откусил большой кусок пирога.
– Правильно, Иван Александрович, рассуждаешь… Москву проклятую нужно брать, оттуда, из этого змеиного гнезда казачеству все беды! Как говорит Афоня Новиковский: «Гэть, проклятые москали!» Мы, казаки, и без Москвы у себя на Илеке проживем. Нам чужого не надо, но и нашего не трожь! Долой сиволапых! Долой кацапов! Да здравствует вольный Илек! Гарно я говорю, казаки?
Братья Твороговы согласно закивали головами, тоже выпили водки.
Иван осторожно поинтересовался у Дмитриева:
– А что, Потап, Новиковский про цесаревича Павла Петровича ничего не слыхал?.. Что в толпе у батюшки казаки говорят: поможет наследник престола родному папаше?
– А ты бы, Иван, не помог своему батьке? – укоризненно взглянул на него Дмитриев и вновь налил себе до краев водки. – Батюшка, царь-государь сказывает, что сын его кровный Павел Петрович ведет ему на помощь из Петербурга десять гвардейских полков с артиллерией. К малому багрению как раз на Яике будут! Держись тогда комендант Симонов, атаман Портнов и губернатор Оренбурга, немчура Рейнсдорп! Все на перекладине закачаются за измену.
– И что, Афоня Новиковский сам это от государя слышал? – раскрыл рот от изумления Иван Творогов.
– Вот те крест святой – слышал! – побожился Потап Дмитриев.