Яик-Горынович

Падуров написал письмо Варваре, но не о войсковых делах, а о личных. Признавался, что скучает по ней, справлялся о здоровье и настроении. Варвара, получив письмо с нарочным из Оренбурга, спрятала его под сердцем и часто тайком, с волнением перечитывала. Она вспоминала проведенные с Падуровым счастливые часы, его геройский поступок ночью, в степи, когда не отступил сотник от толпы пьяных парней, храбро встал в защиту ее чести, и сердце казачки наполнялось окрыляющей радостью и любовью.

– Милый мой Тимоша! – нежно шептала она в полузабытьи, крепко прижимая к горячей, трепещущей груди послание от любимого.

Казаки, не дождавшись ответа из Оренбурга, смирились со своей участью, затянули потуже кушаки и впряглись, как волы, в работу. Нужно было выживать в любых условиях, и не просто выживать, а – жить! Растить детей, служить немилому отечеству, заниматься разоренным, как после монголо-татарского нашествия, хозяйством.

Человек приспосабливается к любым условиям, стали приспосабливаться к новым временам и казаки. А времена действительно были новые, непонятные, лихие. Никогда еще на Руси, наверное, со времен Петра Великого, не было такого засилья иностранцев, в частности – немцев! Мало того что сама императрица была немкой, почти все губернаторы тоже были немецкой национальности: часть из своих, обрусевших немцев, часть из приехавших из самой Германии.

Много немцев и пруссаков было среди генералов и офицерского корпуса доблестной российской армии, не исключая гвардии и флота. Немцы служили управляющими и приказчиками во многих барских имениях, занимались торговлей и предпринимательством. Мало того, Екатерина II разрешила выходцам из германских земель и княжеств, простым крестьянам-фермерам, переселяться в Россию и занимать пустующие целинные земли.

Немало немцев-колонистов было на средней Волге, где они основали богатые крестьянские поселения, не подконтрольные российским законам. Это были своеобразные государства в Российском государстве, живущие по законам прусского короля Фридриха, с кем Россия не так давно вела долгую и изнурительную, так называемую Семилетнюю войну.

Именно тогда воочию проявила себя с отрицательной стороны немецкая «пятая колонна» внутри Российской империи. Предательство немцев-военных было если и не поголовным, то, во всяком случае, в связях с Фридрихом II были замечены многие видные генералы и военачальники, в том числе и сам наследник престола, великий князь Петр Федорович, он же герцог Шлезвиг-Голштинский Карл-Петр-Ульрих, просто преклонявшийся перед своим кумиром – прусским королем Фридрихом. Не обошла сия участь тайной осведомительницы Фридриха и его супругу, принцессу Софию-Августу-Фредерику Ангальт-Цербстскую, нынешнюю государыню Екатерину Алексеевну.

2

Разгоравшаяся на западных рубежах империи война с турками, которых поддержал их верный союзник – крымский хан, требовала все новых и новых подкреплений. Набранные по всей России, зеленые, необстрелянные рекруты нуждались еще в обучении военным артикулам и муштровке. Свежих войск под рукою у командования не было, и тогда Екатерина решила сформировать в помощь действующей армии особую иррегулярную часть из нерусских народностей Северного Кавказа и Поволжья, украинских запорожцев, донских, терских и волжских казаков и прочих вольных людей, знающих, однако, воинскую науку. Соединение это получило название Московского легиона, потому что укомплектовывалось воинами в Москве. Всего предполагалось набрать шесть тысяч человек, в том числе триста тридцать пять яицких казаков.

Из Оренбурга войсковому атаману Петру Тамбовцеву была спущена разнарядка на сбор ратных людей, тот обнародовал ее на майдане, и сразу же последовал взрыв негодования казаков непослушной стороны. Рвя на себе рубахи чуть ли не до пупа и с силой шмякая о землю шапками-трухменками, яицкие удальцы кричали:

– Не пойдем в Московский легион, хоть убей! Братцы, где это видано, чтобы казаки с москалями-лапотниками вместе служили? Не пойдем!

– Приказ губернатора Рейнсдорпа по высочайшему повелению императрицы! – потрясал зажатой в руке страшной для казаков государственной бумагой не знавший что предпринять атаман. – Казаки, присягу матушке-императрице давали? Помни присягу!

– Не пойдем в регулярство! – продолжали бушевать на площади несогласные. – Как отцы и деды наши в казачьих полках государям московским служили, так и мы хотим… Неча нам в легионе делать. Знаем мы эти штучки! В Москве нас заставят бороды брить, да солдатские кафтаны напялят… Не любо, казаки! Даешь челобитную Екатерине Алексеевне!

Пошумев, поругавшись с атаманом и старшинами, казаки войсковой стороны решили в очередной раз писать жалобу наверх. Только теперь уже не в Оренбург, а выше по инстанции: самой императрице в Питер. Снова избрали депутацию: двадцать человек во главе с сотником Портновым, которая в июле 1770 года отбыла в столицу. Прибыв в Царское Село, казаки ухитрились подать челобитную самой Екатерине лично в руки, хоть это и было строжайше запрещено.