Яик-Горынович

Дело в том, что Петербургская Военная коллегия решила пополнить убыль в действующей армии за счет калмыков и направить на войну с Турцией корпус в двадцать тысяч степных джигитов. Калмыки почти поголовно взбунтовались, перебили российских чиновников и офицеров и потянулись многотысячным крикливым и грозным табором с Северного Кавказа к Волге и дальше – на Восток, в Джунгарию и Китай, на свою бывшую родину. Всего из российских пределов тронулось в путь около тридцати тысяч калмыцких кибиток. Правительство ничего не могло поделать с дерзкими беглецами – свободных войск под рукой не было. Донцы все поголовно были в действующей армии, терцы лихо сшибались почти в каждодневных сабельных рубках с чеченскими и дагестанскими удальцами, принявшими сторону своих братьев-мусульман – турок. Выбор пал на яицких казаков, освобожденных от службы в Московском легионе.

Но гордые яицкие «лыцари» наотрез отказались преследовать бежавших калмыков. Собрав очередной круг, зашумели, гневно перекрикивая атамана Тамбовцева и старшин:

– Не пойдем в Кизляр ловить косоглазых, и баста! Мы вам, собачьи души, в полицейские не нанималися… Матушка-императрица черным по белому в своей бумаге отписала никуды нас больше дуриком не спосылать.

– Дубина, окстись! – горланили в ответ старшины и напирали на казаков непослушной стороны. – Написано не посылать вас в Москву, в легион тамошний, а в Кизляр к косоглазым инородцам велено посылать!

– Не пойдем! – громче всех орал Зарубин-Чика, которого медом не корми – дай только побунтовать да попьянствовать. – Казаки, не пойдем в Кизляр, опять старшины с Тамбовцевым и Матюшкой Бородиным на нашем хрене в рай Господний въехать метят! Март на дворе, не за горами весенняя плавня, а нас, войсковых казаков, – в Кизляр?.. И тю-тю тогда наша рыбка! В плавню опять токмо богатеи ловить будут, а нас – в сухие, жаркие степя, за калмычьем косоглазым гоняться!

– Верно говорит Чика, братцы, – поддержал приятеля Михаил Атаров. – Никто не иди в Кизляр, пускай старшины сами туды едут!..

4

В Питер в который уже раз отбыла казачья депутация с жалобой на атамана, старшин и генерала Траубенберга. Поехало два десятка несогласных во главе с известным бунтарским сотником Иваном Кирпичниковым. Но в столице выборных казачьих депутатов до царицы не допустили, шесть человек, пытавшихся проникнуть за ограду императорского дворца, арестовали. Остальные, и Кирпичников в том числе, спешно бежали обратно на Яик-Горынович. Правительство показало, что вступать в какие-либо переговоры с бунтовщиками больше не намерено. И казаки поняли, что пришло время для решительных действий.

Это была последняя их попытка договориться и уладить все дело миром перед отчаянным вооруженным выступлением в январе 1772 года, в результате которого были убиты генерал фон Траубенберг, атаман Петр Тамбовцев, многие старшины и офицеры. Личного уполномоченного Екатерины Второй гвардии капитана Сергея Дурново восставшие казаки тоже хотели лишить жизни, но его спас от смерти Максим Шигаев, знавший, что это за птица и к каким страшным последствиям привело бы его убийство.

На следующий день после расправы над командой Траубенберга, 13 января 1772 года, яицкие казаки спешно созвали круг непослушной, войсковой стороны, сместили старых старшин и выбрали новых. В их число вошли Михаил Толкачев, Иван Кирпичников, Максим Шигаев, Петр Красноштанов, Иван Ульянов, а также Трифонов, Сенгилевцев, Лабзенев, Краденов и другие. Отныне они должны были управлять яицким народом, строго следить за порядком и не допускать никаких несправедливостей с выплатой казакам жалованья, паевых денег и распределением участков для рыбной ловли. Выборных старшин теперь называли поверенными (присутствующими), или попросту – судьями. Наученные горьким опытом, единоначального войскового атамана казаки решили пока не избирать, положившись на коллективное, демократическое руководство.

Штаб восстания, до этого находившийся в избе Михаила Толкачева на Кабанкиной улице, переместился в войсковую канцелярию, сильно пострадавшую во время недавнего выступления, погромленную мятежниками. Сразу же после избрания войсковых судей встал вопрос о взаимоотношениях новых, бунтарских властей с официальным Петербургом.

Затевать кровопролитную и бессмысленную войну со всей империей, конечно же, никто не хотел. За исключением некоторых радикально настроенных сорвиголов вроде Ивана Ульянова, Ваньки Зарубина и Тимохи Мясникова, все стояли за мирное разрешение конфликта. И хотя по приговору круга казнили несколько старшин, особо ненавистных казакам непослушной стороны, остальных привели к присяге.