Яик-Горынович

Глава 17 Напутствие Филарета

1

В небольшой гостевой горенке кельи игумена Филарета Семенова, настоятеля старообрядческого скита Введения Богородицы на Иргизе, полумрак. Горят только несколько свечей в подсвечнике да лампада в правом углу, под иконами. Потрескивает дровами печка, но в помещении все равно зябко, так что изо рта идет пар. В комнате двое: сам старец Филарет, облаченный в старую, повытертую во многих местах рясу и в тулуп поверху, и чернобородый, среднего роста, мужчина, остриженный по-казачьи, в кружок. Несмотря на кажущееся христианское смирение, опущенный долу взгляд горящих, цыгановатых глаз и молитвенно сцепленные на коленях пальцы, вид у человека самый наиразбойный. Все в нем выдавало скорее недавнего лихого рубаку, выпивоху и любителя бабьих утех, нежели благочинного ревнителя старой православной веры.

Филарет, однако, значения этому не придавал, на своем долгом веку, претерпев столько страданий и гонений за истинную веру, а веры он придерживался старой, привык иметь дело со всякого звания народом, в том числе и с душегубцами. Филарет считал, что для достижения цели все средства хороши, а цель у него была одна: искоренение на Руси проклятой никонианской ереси.

Старец не без основания считал себя продолжателем дела преподобного протопопа Аввакума, втайне мечтал о духовном лидерстве среди старообрядцев и всю жизнь свою посвятил этой борьбе. Филарет боролся с никонианами, за что был отлучен от православной церкви, лишен Христова причастия и предан анафеме. Уйдя из центральной России на реку Иргиз, в лесную заволжскую глушь и поселившись в скиту близ слободы Мечетной, игумен начал бороться с синбирскими провинциальными властями, высылавшими многочисленные воинские команды для поимки беглых, которых всегда было полно в старообрядческих скитах. И вот сейчас мятежный старец задумал неслыханное, от чего тело пробирала предательская дрожь, и в душе самому не верилось, что дело это может выгореть; и в то же время втайне думалось: «А вдруг!.. Чем не шутит лукавый?..»

– А возрасту он какого был? – спрашивал у старца чернобородый мужчина.

– Твоего примерно, Емельян, – отвечал Филарет.

– А росту? Обличия? Неужто похож я так на него?

– Все так, Емельян, все так. И рост такой, и обличием вы схожи. Да и кой черт там приглядываться станет, на Яике? Кто его там видел-то, покойничка?.. – Игумен Филарет встал с тяжелой дубовой скамьи и подошел к Пугачеву. – Так что, Емельян, принимаешь ли ты имя императора Петра Федоровича Третьего, Царствие ему Небесное?

Острый, из-под насупленных седых бровей, взгляд Филарета испытующе впился в заросшее густой черной бородой лицо бродяги.

– Принимаю, батюшка, благослови раба Божьего! – тяжело выдохнул тот и плюхнулся перед игуменом на колени.

– В добрый час, Емельян. Поезжай на Яик, там тебе будут рады. – Филарет по-старообрядчески двумя перстами осенил склоненную голову Пугачева, сунул руку для лобзания.

– А если не примут меня на Яике, батюшка? – с опаской вопросил Пугачев. – Куда мне тогда податься? Снова к вам на Иргиз?

– Нет. Коли не примет тебя Яицкое войско, ты, Емельян, сюда не возвращайся и в Синбирск не езди. Там тебя не скоро запишут, – сказал Филарет. – А поезжай-ка ты лучше в город Казань. У меня там есть хороший приятель купеческого звания, Василий Федорович Щолоков. Он наш, старовер, человек добропорядочный и хлебосольный. Я отпишу ему о тебе в записке, он тебе поможет в случае нужды.

2

Вернувшись из лесного скита игумена Филарета в слободу Мечетную, Емельян Пугачев поселился у крестьянина Степана Косова, также старовера, местного жителя. Веселый лихой казак пришелся ко двору хозяевам, работал на их подворье не покладая рук. Плату брал небольшую, в основном довольствовался пропитанием. И до того вошел в доверие к Косову, что тот даже взял его крестным отцом на крестинах своего младшего, недавно рожденного сынишки.

Тесть Косова, Семен Филиппов, надумал как-то съездить в Яицкий городок, продать на рынке немного хлеба. Пугачев, решив, что настал удобный момент для осуществления своего тайного замысла, вызвался ехать вместе с ним, посулив щедро оплатить свой проезд туда и обратно.

Был уже конец ноября, выпал обильный снег, а в середине пути их настигла в степи свирепая метель. Пришлось путникам заночевать на постоялом дворе, или умете, как выражались здешние степные жители. Умет, стоявший на большой Сызранской дороге, назывался Таловым и содержал его отставной пахотный солдат Степан Оболяев. К слову сказать, встретился им в окрестностях проезжий офицер: расспрашивал у путников дорогу на Яицкий городок, до которого отсюда было верст шестьдесят, не больше. Пугачев с Филипповым все ему обстоятельно обсказали, проводили на постоялый двор, за что и были пожалованы на водку.