Яик-Горынович

– Нет, Гришка, нам туда ехать не след, – качнул чубатой головой с лихо сидевшей на ней папахой атаман Атаров. – Зачем нам столь далече от родимого дома забираться? Легко сказать: поехали на Кавказ, на Терек… Тебе-то что, холостому? Ни детей, ни плетей, ни хозяйства никакого. Тебе, Гришка, собраться, что голому подпоясаться. А я еще с маманей посоветоваться должен, братьев с сестрами забрать, батю из Оренбурга дождаться. А маманя с ребятами в городке живут, под присмотром коменданта. Как ты нынче в городок проберешься? Нет, поехали лучше на Иргиз, а там видно будет.

– Правильно, атаман, – поддержал его Ефрем Закладнов. – Поживем покель у раскольников, а как каратели и туда пожалуют, уйдем всем гамузом опять на Яик. Вон, хотя бы на речку Таловую, на умет к Ереминой Курице. Там в степи в землянке мой старший братан скрывается, он нас примет.

На том и порешили.

2

В это время отбившийся от ватаги казак Федька Алтынный Глаз ехал на лошади, благодаря которой и скрылся от солдат, совсем в другую сторону. Ловко обойдя пикеты карателей, он правил к реке Яик. Как он верно решил, здесь правительственных команд быть не должно, потому что вдоль крутого правого берега реки до самого Яицкого городка тянулась цепочка мелких деревянных крепостей и форпостов Нижне-Яицкой линии. Выстроены они были давно, еще во времена покорения края, и предназначались для защиты тогдашних границ Российской империи от набегов диких степных народов: вольных киргиз-кайсаков, коварных бухарцев и безжалостных хивинцев, а то и своих подданных, нередко восстававших против метрополии. Помнили эти места яростные баталии со ставропольскими калмыками, татарами и особенно – башкирцами, которые постоянно точили ножи за спиной правительственных крепостей, бунтуя по любому поводу. Сейчас, например, башкиры недовольны были отменой в 1754 году подушного ясака и введением так называемой соляной повинности, при которой отпускаемая из казны соль стоила целых 35 копеек за пуд! Это была поистине грабительская мера, и башкиры, для которых соль была все, нередко брались за луки и сабли.

Добравшись до берега Яика, Федор Слудников нашел неподалеку укромное местечко в расселине, спустился к самой воде, напоил запалившегося коня. Привязал его к высохшей коряге и, не ужиная – припасов у него никаких не было, – завалился спать. Благо установившаяся наконец-то теплая погода вполне позволяла спать на улице.

Проснувшись утром, он вновь напоил коня, вывел его наверх. Связав веревкой передние ноги, пустил пастись в степь. Сам стал размышлять, что делать дальше? Прежде всего нужно было раздобыть что-нибудь съестного. Неподалеку был Чаганский форпост, Федор хорошо знал эти места. Он решил заехать туда и, назвавшись чужим именем, сказать начальству, что он послан капитаном карательного отряда в городок с важным донесением коменданту Симонову и войсковому старшине Мартемьяну Бородину. Так он и поступил.

Комендант крепости не стал долго задерживать гонца, поинтересовался только, что за известие он везет в Яицкий городок?

– А это, ваше благородь, секретная военная тайна, так мне наш войсковой старшина Андрей Витошнов, что находится при войсковой команде за старшего среди казаков, сказывал, – слукавил хитрый Федор Слудников. – Но вам по секрету могу доложить, что на Узенях наша команда схватила и связала наиглавнейшего здешнего смутьяна Дениса Пьянова, по которому был объявлен повсеместный розыск!

– А что же этот смутьян совершил? – с интересом завзятого старого сплетника спросил пожилой седоволосый комендант. – Говори, казак Каменщиков (так Федор представился коменданту), ничего не утаивай. А за то я тебе двугривенный на водку пожалую. Вот, получи!

Порывшись в широком боковом кармане потертого, выгоревшего на солнце офицерского мундира, комендант вытащил серебряную монету. Протянул собеседнику.

– Премного благодарны за вашу щедрость! – по-холуйски поклонившись, жадно схватил деньги Федька. – А провинился перед властями смутьян Денис Пьянов вот за что: скрывал он у себя какого-то купца, который называл себя царем Петром Федоровичем Третьим, во как! Где сейчас тот царь, спасшийся из Петербургу, никто не ведает, а Пьянова надысь впоймали и забили в колодки.

– Что мелешь, дурень? – вскричал в негодовании комендант. – Покойный государь-император Петр Третий вестимо где, в могиле, где ему и быть полагается. Потому как мертвые, болван ты этакий, из гробов не встают и по городкам не разгуливают.

– А я рази не то же самое говорю? – удивился Федька. – Ясное дело, укокошили батюшку надежу-государя господа гвардейские офицеры в Петербурге, а дурак Пьянов самозванца и разбойника у себя в доме приютил. За то и страдает теперь в колодках, алтынный глаз ему в душу.

– Ладно, ступай к уряднику, Каменщиков, – устало махнул рукой престарелый офицер. – Скажи, что я велел свести тебя к кашеварке, покормить.