Яик-Горынович

– Так оно и есть, брат, – притворно вздохнув, признался Алтынный Глаз. – Ведь вы не знаете, земляки, что я курьер Петра Третьего, самолично им на эту должность поставленный. Велел он мне следовать по всей губернии, по хуторам, форпостам и городкам, разузнавать, как живет казачество, не притесняет ли его начальство. Посля того он и сам до нас пожалует и, выслушав мой доклад, рассудит все по правде и справедливости. Всех злыдней и притеснителей казачества, вроде губернатора Рейнсдорпа, генерала Фреймана, коменданта Симонова и войскового старшины Бородина, казнит лютой смертью, а всех добрых людей, вроде меня и вашего урядника, за которого я, так и быть, замолвлю словечко, всячески пожалует и наградит… Верьте мне, служивые, и не выдайте коменданту, а я вас после не оставлю.

– Здорово! – восхищенно протянул урядник. – Жив, значит, надежа-государь, заступник наш и избавитель. Дай-то бог!

– Дай-то бог! – хором повторили за ним казаки.

Глава 23 Побег из Казани

1

Утром 29 мая после скудного тюремного завтрака колодники Пугачев и Дружинин подошли к дежурному прапорщику Зыкову.

– Ваше благородие, господин поручик, – нарочно завысил звание Зыкова хитрый Парфен Дружинин. – Дозвольте нам сходить в город за милостыней к моему знакомцу духовного звания отцу Ивану Ефимову, протопопу здешней соборной церкви. Он мне приходится сродственником и будет рад. А за то я вашему благородию принесу от него подарок… – намекнул Дружинин.

Это решило дело.

– Хорошо, заключенный Дружинин, ступайте с Пугачевым, – согласился Зыков. – Я знаю, вы люди богобоязненные, смирные и непотребства не учините. В сопровождение с вами пойдет рядовой Рыбаков и…

– Разрешите мне, господин прапорщик! – добровольно вызвался якобы случайно оказавшийся поблизости Григорий Мищенко. Чтобы отвести всякое подозрение, доверительно добавил: – У меня башмаки с апреля месяца прохудилися, текут, гады, каши просят… Не мешало бы мне как раз к сапожнику по пути заглянуть. Благо, жалованье на днях выдали. Дай вам Бог за то всяческих благословений, чего сами себе пожелаете! И царствующей императрице, заботящейся о нас, сирых, Екатерине Алексеевне! Многая ей лета!

– Ну, ладно, ладно, Мищенко, разговорился… – махнул рукой прапорщик. – Ступай с колодниками, да гляди в оба. Сходите в гости к попу на полчаса, не больше. Дальше поповского дома и сапожника – ни ногой! Смотри мне!..

– Есть, господин прапорщик! – лихо щелкнув драными башмаками, вытянулся во фрунт рядовой Мищенко. Солдат Рыбаков поспешно последовал его примеру.

2

Вышли в девятом часу из острога.

– Шире шаг, не отставать! Шевелись давай, – всю дорогу строго командовал заядлый служака Рыбаков. Он самовольно взял на себя старшинство, потому что тянул солдатскую лямку намного дольше Мищенко.

– Куда торопишься, господин солдат? – весело поглядывал на него Пугачев, урезонивал: – У тебя ведь служба длинная, служить тебе еще, как медному котелку!

– Типун тебе на язык, Емелька, – чертыхнулся при его словах Рыбаков.

– Торопись, не торопись, служба от того быстрее не побежит, – продолжал Пугачев. – Не даром ведь говорится: солдат спит – служба идет! Так что угомонись малость, милейший. Бери пример вон с Григория батьковича. Нашего брата, острожника, не притесняет и от того немалую от нас выгоду имеет. Глядишь, да и подкинут ему арестанты кое-чего от щедрот своих. Среди нас ведь есть весьма состоятельные люди. У меня, к примеру, тридцать тыщ под Полтавою, у одного купца-раскольника на сохранении запрятано! Да и у Дружинина, чай, на воле средства осталися. Наследник к тому же подрастает, будущий справный купец. Так что поимей это в виду, Рыбаков.

Солдат понял намек и в ожидании обещанной мзды присмирел. Это было на руку Пугачеву. Усыпив бдительность не посвященного в заговор Рыбакова, Емельян стал быстро действовать по заранее намеченному плану побега. Сын Дружинина Филимон перед тем сообщил отцу в острог, что лошадь с кибиткой куплены и все готово к побегу. Жена и дочь Дружинина, собрав пожитки, тут же выехали из Казани и остановились неподалеку, в небольшой татарской деревушке, дожидаясь Парфена с сыном.

Справный деревянный дом протопопа Ивана Ефимова стоял неподалеку от церкви. Солдаты Мищенко и Рыбаков, завидев увенчанные православными шестиконечными крестами золотые купола собора, набожно осенили себя крестным знамением, Дружинин с Пугачевым, как истые старообрядцы, креститься не стали.

– Тьфу, нехристи! И все-то у вас, поганых раскольников, не как у людей, – сплюнул с досады Рыбаков.

– Чего лаешься-то, у всякого своя вера, – урезонил сослуживца посвященный в заговор Мищенко. – Вон у магометан тоже не христосуются, лоб не крестят – и ничего.