Яик-Горынович

– И что мы там будем делать? – скептически вопрошал Дружинин. – Кому мы там нужные? Поедем-ка лучше на Иргиз к раскольникам. Тамо и перезимуем, а по весне видать будет. Авось все и поуляжется, домой воротимся.

– Идем на Иргиз, твоя правда, – поддержал Парфена Дружинина солдат Григорий Мищенко, – а оттуда к нам в Малороссию переберемся, в Сечь до козаков.

Емельян не унимался:

– Эко, брат, хватанул, в Сечь… До нее, небось, топать и топать. Когда доберемся? А до Яика рукой подать. Там у меня по уметам да по хуторам степным много знакомцев, они примут. А нет, так дальше пойдем, на Кубань к туркам либо за Яик, к киргиз-кайсакам.

В разговор вмешалась жена Парфена Дружинина Матрена. Она категорично заявила Пугачеву:

– Что ни говори, мил человек, а в Туретчину либо к киргизцам мы с родной земли не пойдем, так и знай! И ты, Парфен, ежели его послушаешь, знай: враз властям на тебя донесу!

– Угомонись, жинка, так и быть, побежим на Иргиз, – успокоил ее Дружинин. – Перед тем не худо бы домой, в Алат, заглянуть, прихватить кой-чего из вещей в дорогу. Ночи здесь дождемся, я и сбегаю в Алат.

– Далече? – осведомился Пугачев.

– Рядом совсем, как раз к утру обернусь, – заверил купец.

– Ну, так добре, – согласился Емельян. – До Иргиза я с вами доеду, а там наши стежки-дорожки разойдутся: вам налево, а мне направо.

Дождавшись ночи, выехали из леса и по столбовой дороге направились к недалекому отсюда городку Алату, откуда был родом купец Парфен Дружинин. Он оставил спутников, не доезжая городской заставы, сам тайком, перебравшись через неглубокий заваленный мусором ров и остатки вала, проник в город…

Вернулся он скоро, возбужденный и запыхавшийся. Скороговоркой зачастил сидевшим в кибитке:

– Все пропало, други, нас уже ищут повсюду. Я у своего дома чуть на караул не нарвался, едва ноги унес. Нужно поскорее отсюда бежать.

– Как побежишь? А застава! – с испугом перекрестился солдат Мищенко.

– Э-э, а еще служивый называется, – гневно сверкнул на него глазами Пугачев и, пошарив на дне кибитки, вытащил ружье Мищенко. Спешно отцепил штык, ружье передал солдату.

– Тебе все одно терять уже нечего… Буде будочник шум поднимет, пали в него смело из ружья, а мы с Парфеном подстрахуем вас с тыла.

Пугачев с Дружининым тем же путем пробрались в город, притаились недалеко от шлагбаума, у крайних домов. Филимон резко тронул лошадей и вскоре был возле полосатой будки. Заспанный пожилой стражник повертел в руках паспорта Филимона и Матрены, в кибитку заглянуть поленился, получил от молодого Дружинина гривенник на водку и, кряхтя, поднял шлагбаум. Кибитка мягко покатила по главной улице, лишенной какого-либо покрытия. Вскоре повозку догнали Пугачев со старшим Дружининым.

– Пронесло! – радостно шептал солдат Мищенко, пряча на дно повозки свое ружье.

Пугачев штык ему не вернул, засунул его под кафтан за кушак. Так-то оно, с оружием, вернее!

Этой же ночью, доехав до переправы и выстояв небольшую очередь из крестьянских возов с сеном, перебрались на пароме через Вятку. Весь остаток ночи спешно правили на юг, к реке Каме. Днем, как всегда, свернули в лес, который в этих местах шел почти сплошняком. Спали как убитые до вечера, даже забыв покормить лошадей. Ну да они сами нашли себе корму, пасясь со спутанными передними ногами на лесной небольшой полянке: щипали сочную молодую траву, обрывали влажными мясистыми губами листья с кустов и нижних веток деревьев.

Как только стало смеркаться, беглецы встали все разом, как по команде (подстегивал страх преследования), запрягли лошадей и покатили дальше. Ужинали на ходу, с жадностью рвя грязными пальцами зачерствевшие уже лепешки, припасенные еще в Чирши у татар. Глотали, почти не прожевывая, большие шматы сала, загрызали сочным, вышибавшим невольную слезу, молодым зеленым луком.

2

У деревни Котловки благополучно переправились через Каму. Сказывались купцами, едущими по своим делам из Алата в село Сарсасы. На пароме у них даже не спрашивали паспортов, перевозчика интересовали только деньги, а Парфен Дружинин расплачивался не скупясь, и на водку отсыпал щедро. У села Сарсасы дороги беглецов разошлись: Дружинин с семейством и солдатом Мищенко повернули на Иргиз, в заволжскую лесную глухомань, Пугачев пошел своим ходом на юг, в сторону Яика.