Яик-Горынович

В Мечетной слободе было все тихо. Правительственных солдат не наблюдалось, и Емельян Иванович, оставив Оболяева с повозкой на околице, возле кабака, направился вместе с Григорием Рублевым верхами к дому Степана Косова. Благополучно миновали просторное подворье Семена Филиппова, тестя Косова. Пугачев с неприязнью покосился на ненавистное жилище, хозяин которого в прошлом году донес на него властям. По доносу Филиппова Пугачев и угодил в Казанский острог. У Емельяна Ивановича аж руки зачесались немедля рассчитаться с обидчиком, но он пересилил себя: нужно было сначала вызволить свое имущество. Ежели отдадут, конечно.

Жена Косова, узнав Пугачева, испугалась. Невнятно промямлила, что хозяин в поле, на сельхозработах. Про коня и вещи Пугачева и слыхом не слыхивала, она в мущинские дела не вмешивается. Мужу виднее. Да он как-то сказывал, что будто бы кум Пугачев в остроге?..

– Был в остроге, да весь вышел, – весело крякнул Емельян Иванович, – высочайшее помилование на меня снизошло из самого из Санкт-Петербургу, во как…

Он дал знак Рублеву, и они тронули коней прочь от дома Косова и не в меру любопытной хозяйки. Через несколько кварталов им повстречался сам Степан Косов. Едва завидев Пугачева, он сразу поднял шум, привлекая внимание прохожих.

– Ату его, ату!.. Держи беглого каторжника Емельку! Эгей, православные, а ну навались, нам награда за то будет!

На его крики набежало человек десять крестьян с дубьем и рогатинами, как на медведя. Во дворах еще дюжина человек седлала нестроевых крестьянских работяг-коней, вооружалась чем попадя. Емельян понял, что дело дрянь, и, повернув коня вспять, с гиком и свистом помчался по улице в обратную сторону. Следом за ним, настегивая нагайкой коня, Гришка Рублев. Вдогонку им зловеще ударило несколько ружейных выстрелов – это набежали стражники бурмистра.

Путь к повозке со Степаном Оболяевым беглецам был отрезан. В той стороне вскоре тоже загремели выстрелы, зашумели голоса. Как позже узнал от верных людей Пугачев, Оболяев был схвачен. Пугачев с Рублевым неслись по центральной улице Мечетной слободы, а вслед за ними широким многолюдным шлейфом тянулась погоня во главе со Степаном Косовым и помощником бурмистра на лихом строевом коне. То и дело в спины утеклецам пощелкивали беспорядочные выстрелы из охотничьих ружей, чем были вооружены слободские крестьяне. Гришка Рублев, закинув на ремне за плечо пику, чтоб не мешала, часто приостанавливал яростный бег коня, быстро перезаряжал ружье, метко стрелял в наседавших преследователей, валя с коня то одного, то другого. Снова пускался вдогонку за Пугачевым.

– Ничего, уйдем, надежа-государь! Где наша не пропадала, – твердил он упрямо сквозь стиснутые до крови зубы.

Вдруг конь под Пугачевым подогнул передние ноги и с маху, на всем скаку рухнул на землю. Емельян Иванович перекувыркнулся через голову коня, распластался во весь рост на пыльной дороге. Тут же проворно вскочил на ноги и, прихрамывая, как заяц метнулся в ближайший проулок. Затравленно озираясь по сторонам, искал лазейку для спасения, но не находил. Машинально потянул из ножен острую казачью шашку.

Конные крестьяне во главе с Косовым и стражники с помощником бурмистра, издав оглушительный победный клич, рванули коней вслед за спешенным Пугачевым. На Гришку Рублева уже мало обращали внимания. У него был реальный шанс ускакать, оставив батюшку-царя на произвол судьбы. Как-никак, своя рубашка ближе к телу. Велик был соблазн так и поступить, но сдерживало обещание, данное перед тем казакам и атаману Атарову – хранить и оберегать царя как зеницу ока. Да и кто он без батюшки? Простой разбойник с большой дороги?.. Ветер в чистом поле?.. Тать в ночи, рыскающий по чужим амбарам?.. А с царем он – воин, государственный человек, телохранитель его величества. Все равно что ангел-хранитель… И что скажут его товарищи по ватаге? «Так-то ты, Гришуха, собачий сын, надежу-государя оборонял? Сам ускакал, а батюшку Петра Федоровича Третьего на произвол судьбы кинул!»

Гришка Рублев, сам не ведая, как это вышло, машинально крутнул коня в обратную сторону, вмиг подлетел к хромавшему вдоль невысокого тына Пугачеву, спрыгнул с коня на землю.

– Садись, надежа-государь, на конь, спасайся шибче, я этих чертей пока попридержу.

С этими словами Рублев вскинул ружьишко и метким выстрелом наповал сразил набегавшего на них переднего всадника. Стал спешно перезаряжать ружье.

– Ну, спаси Христос, Гриша, раб мой верный! – со звоном кинув в ножны шашку, радостно поблагодарил Пугачев; кошкой прыгнул в седло, резко взмахнул нагайкой и, по-татарски гикнув, был таков. Только пыль заклубилась черным облаком в конце переулка.

– С Богом, государь, не поминай лихом! – крикнул на прощание Рублев, бегло осенил двуперстием ускакавшего Пугачева и снова выстрелил в набегающую лаву всадников. Отбросил бесполезное уже ружье, сорвал с плеча пику, на которую тут же напоролся широкой грудью дюжий чернобородый стражник. Бросив и пику, Гришка отскочил к тыну и потянул из стареньких потертых ножен шашку, чтобы подороже продать свою жизнь.