Якобинец

Чего все эти сентиментальные дебилы ругают времена Конвента?, непонятно… до Термидора в его руках были все рычаги воздействия на сомнительных дельцов вроде того, что самоуверенно развалился перед ним с видом «хозяина жизни».

Что, мошенник, забыл, как лил слёзы, стоя на помосте эшафота, рыдал и умолял о пощаде, когда сержант привёз гильотину?!

Чёрт, что бы тебе тогда поупрямиться чуть подольше и не щелкал бы сейчас передо мной пальцами…Что ж, накрахмаленный ворюга, теперь ваша власть, но запомните, мы еще живы …

Арно поднялся и взял шляпу и трость, меряя Куаньяра ненавидящим взглядом, он произнес:

– А вы не изменились, но я повторяю вам в третий раз, сейчас не 93 год, Робеспьера и Сен-Жюста больше нет, и управа на вас у меня найдется, я имею в Париже сильных, слышите, очень сильных покровителей, после Термидора ваших там очень не любят, троньте меня и ваша участь решена! Вам грозит нечто худшее, чем потеря этого кабинета! И всё же, гражданин мэр, поймите меня правильно, – Арно с трудом выдавил кривую улыбку, – я не думаю угрожать вам, больше того, пытаюсь договориться и хочу уладить наш конфликт и потому предупреждаю…

– Вы свободны, гражданин Арно, пока свободны, но эти документы останутся у меня, я должен их внимательно изучить..»,– Норбер сделал резкий отстраняющий жест рукой, – и если они заинтересуют общественного обвинителя вы первым узнаете об этом..

Побледнев от гнева больше чем от страха, взбешенный Арно рывком хлопнув дверью, покинул кабинет мэра Санлиса.

В злобе он чуть не порвал на себе галстук:

– Революционный фанатик, проклятый якобинец! Когда же наконец прикончат их всех! Он думает, общественный обвинитель рискнет тронуть меня?! Старина Лафоре еще не выжил из ума! Мой арест потянет за собой немало других .. Нет, нельзя терять времени, нужно немедленно писать в Париж.. чёртов ублюдок еще пожалеет, что связался со мной! Укоротят тебя на голову, ты дождался своего часа, тень Робеспьера!

От Норбера не укрылось замешательство председателя суда присяжных, он сумел вызвать Буайе на прямой разговор.

– Гражданин Куаньяр.. я не должен этого говорить, но зря вы затеяли всё это.. Арно не просто богатый влиятельный в Санлисе человек, у него устрашающе высокие покровители в Париже.., – понизив голос он назвал Норберу несколько отлично знакомых ему фамилий.

– Проклятье! Чего же мы не убрали этих выродков до Термидора? В этом наша единственная вина!, – с раздражением вырвалось вслух.

Взглянув на Буайе, Норбер с неприязнью увидел, как сильно побледнело его лицо. Боится… ну и как с такими работать?

Якобинцы были избраны в немалом количестве в администрацию города, их влияние вновь стало возрастать, с помощью участия Куаньяра , решившего, используя свой огромный моральный авторитет среди местных патриотов, заменить верного пса нуворишей, продажного Лафоре , новый общественный обвинитель Санлиса Морис Фурмарье, также был из местных якобинцев, и нувориши городка были весьма озабочены этим обстоятельством. Что же теперь последует? Что задумала эта «тень Робеспьера», как называли его в этих кругах…

Но всё это время…

Влиятельные люди Санлиса пытались расположить к себе мэра, власть этого сурового серьезного человека была весьма значительна, его прошлая близость к Робеспьеру пугала этих богатых состоятельных людей, им хотелось как-то задобрить мэра-якобинца, о котором в их кругах рассказывали байки, одна нелепее и страшнее другой.

Но Куаньяра повсюду приглашали, проявляли к нему особую неестественно подчеркнутую любезность и услужливость, замечая это, он чувствовал себя скверно, но всё же, был вынужден принимать эти приглашения.

Ему старались угодить и в то же время смотрели, как на опасного дикаря, только вчера переставшего есть людей.. Кажется, стоит сказать, что перед обедом любит выпивать стакан человеческой крови, эти нарядные глупцы, заранее предубежденные, поверили бы всему! Это могло быть смешно, если б не было так отвратительно и безнадежно глупо!

«Кровавые фанатики»! Куаньяр всегда нервно вздрагивал, слыша это, его больно ранило это новое определение якобинцев..

Отчего «кровавые»? Шла война и внутри Франции и вокруг неё, а на войне, как известно, убивают и умирают! Начало её правительство Жиронды в 92-м при жизни Капета, конечно же в своих целях, подозрительно сходных с планами Двора…А впрочем… короли и дворянство первыми объявили войну народу, обращаясь с ним, как завоеватели с покоренным племенем…

К тому же добрая половина пролитой крови наша собственная, о чём как раз никто не жалеет… значит расчувствовались исключительно к «бывшим»? но это уже открытая контрреволюция..

И почему собственно «фанатики»?! Или так господа крестят всех, у кого есть хоть что-то за душой, что нельзя обменять на статус и деньги?!

Опомнитесь! Разве мы спасли страну от роялистов и интервентов, не единственно ли ради будущего нации, в том числе и не для вас, неблагодарные зажравшиеся свиньи?!» Хотят пользоваться плодами Революции, но забыть о ней самой…