Якобинец

Чудовищное преступление вызвало в Париже гнев и возмущение патриотов, с трибуны клуба Манежа Брио, член Совета Пятисот, призвал власти к возмездию, но не ответных погромов, а справедливого суда требовали вечно обвиняемые в «кровожадности» якобинцы! Не тут- то было, власти снова нашли дерзким и недопустимым их требование и сам факт оживления их активности.

Их надежды были преждевременны, термидорианцы очень боялись возрождения влияния своих вчерашних товарищей и вчерашних жертв.

Выборы 1798 года, вновь принесшие победу многим якобинцам были тут же признаны недействительными! Решением властей клуб Манежа был официально закрыт в августе 1799 года.

Впоследствии министр полиции Фуше, изменник Революции, один из организаторов убийства Робеспьера хвастался, что его противники жалкие трусы и болтуны, которых он легко усмирил и разогнал.

Правда же в том, что к зданию Манежа предусмотрительно отправили целый отряд драгун, и сопротивление со стороны членов клуба было бы утоплено в крови, да и бессмысленно в принципе…

Более умеренное крыло якобинцев, в их числе бывший робеспьерист 24-летний Марк Антуан Жюльен, чьи взгляды за прошедшие 4-5 лет сильно эволюционировали вправо, смирилось с этим решением. Более решительные и радикальные республиканцы, абсолютное меньшинство, уцелевшие люди Робеспьера смирились только с виду, в их числе оказались Метж и Брио, Куаньяр и Лапьер.

По существу, те, кого «усмирял» Бонапарт уже были большей частью «новые» якобинцы, те, которые были очень молодыми, почти подростками в 1793-1794 году и не принимали активного участия в событиях тех лет.

Якобинцы «первой волны», так называемые «люди 93-года» после кровавых репрессий Термидора, весны 1795 и казни Бабефа и его товарищей, сделались меньшинством среди младших товарищей.

Корсиканский диктатор кичился тем, что он « без особого труда и риска разогнал» якобинцев осенью 1799 года, как брехливых щенков, умеющих только лаять, но не кусать, но каких «якобинцев»? Именно эту неопытную и весьма «умеренную» в идейном отношении молодёжь…

Настоящих же якобинцев «образца 1793 года», бывших депутатов и комиссаров Конвента Бонапарт нешуточно ненавидел и всерьез опасался их «ренессанса», именно эти опасения объясняли крайнюю жестокость диктатора в их отношении в годы Консулата и Империи…

Возрождение якобинских клубов в 1799 году привело к эксцессам, которые Париж не видел уже больше двух лет: к уличным беспорядкам и дракам. Яростные речи обитателей Манежа оживили и их контрреволюционных противников – уличных погромщиков мюскадэнов, точнее им на смену на улицы вышли их младшие братья, в то время как старшие, «отличившиеся» после Термидора приобрели светский лоск и заняли солидные должности.

Из молодых парижан, принадлежавших к обеспеченным классам, образовались группировки, намеренные силой вышибить дух революции из якобинцев и любыми средствами воспрепятствовать восстановлению режима 1793 года.

Общественное мнение большей частью встало на сторону уличных экстремистов «белых». Ловить и избивать якобинцев воспринималось, как способ показать свою физическую силу, верность либерально-буржуазным либо даже роялистским убеждениям, а часто и просто как спорт, «забава золотой молодёжи».

Но если якобинцы защищались «слишком» успешно и молодым господам приходилось убираться, размазывая кровавые сопли и держась за разбитые головы, состоятельное общество поднимало крик об «угрозе возрождения санкюлотизма и уличных зверств 1793 года».

Видимо тут проблема лишь в том, кому позволено терроризировать других, а кому нет… Можно – богатым буржуа ради нерушимой власти собственников… ах нет, надо говорить «ради ценностей либерализма», можно – дворянам «Именем короля!», «За Трон и Алтарь!» Тогда любые зверства в отношении простолюдинов и республиканцев объясняются «защитой существующего порядка», но если всё строго наоборот… если санкюлот и якобинец против дворян и буржуа… вот тогда это «ужасы Революции»…

В ответ на агрессию мюскадэнов начали формироваться сходные группировки санкюлотов, начались массовые столкновения на улицах.

Так, мюскадэны окружают здание Манежа, где собираются якобинцы и организуют своеобразную блокаду. Когда очередное заседание клуба закончилось, и люди стали выходить на улицу, их встретили дикими криками, бранью, свистом, камни полетели в окна здания.

У всех выходов из Манежа завязалась настоящая свалка.

Мюскадэны бросались камнями, в саду ломали стулья и с этими импровизированными дубинками бросались на якобинцев, многие из «золотой молодёжи» были вооружены особыми тростями, полыми внутри с вложенной внутрь шпагой, у большинства были пистолеты, но до массовых убийств, по счастью, дело не дошло.

Стон стоял по всему саду, солидные буржуа, пришедшие подышать свежим воздухом и их изящные дамы в длинных газовых платьях и шляпках, кричат от ужаса и кидаются врассыпную. Появилась стража Законодательного Корпуса и стала разгонять агрессивную толпу. Среди задержанных было меньше дворян-роялистов, чем молодых буржуа и даже мелких торговцев и лавочников.