Якутские мифы - Саха θс-номохторо

Затем, когда расцвели травы-цветы, около Петрова дня, их привезли в Бютейдяхскую церковь и обвенчали. Во время венчания женщина, говорят, трижды теряла сознание. На следующий день в честь венчания устроили большое тюсюлгэ. Тут же отец девушки говорил, плача: «Не держите, не ловите, не запирайте, не принуждайте, пусть мое дитя само ходит свободно, все расходы на это я сам заплачу. Дитя мое было как дитя, девушка как девушка, человек как человек, вот, приехав сюда, она стала такой несчастной». Поэтому хотя эта женщина и ходила свободно, но больших бед не наделала, оказывается.

Эта женщина 15 лет сходила с ума, говорят. Иногда она все же приходила в себя и [нормально] зимовала, проводила лето, говорят. И в состоянии сознания, и в состоянии сумасшествия никто даже из молодцов не перечил ей, говорят. Когда она сходила с ума зимой, она надевала всю одежду, в которой приехала впервые, и, принарядившись, уходила иногда в пустые дома, иногда на мыс, говорят.

И тогда парни и девки, отданные ей в приданое, возили на подводе за нею еду, кормили и присматривали за нею, говорят. Теплую пищу она не ела, говорят, а все ела мерзлое мясо, откалывая пешней, не разрешая его рубить топором.

Тогда она как будто успокаивалась, говорят. В те дни, когда она приходила в себя и успокаивалась, мыли ей лицо, причесывали волосы, у нее усиливалась тогда болезнь, говорят. Поэтому ей ни разу не мыли лицо, не причесывали волосы. Несмотря на это, лицо у нее было чище, а волосы аккуратнее, чем у любого, говорят. Когда она ходила так, люди, издалека кланяясь и моля: «Солнце-сестрица, золотая богиня, постой-остановись, грех-беда», — просили-заклинали, говорят.

Женщина все время распевала, говорят:
Будучи дочерью Федора Хаччылаах Хайааны,
Будучи дитем Матрены Халлаан,
Пользуясь почетом, как младшая невестка Лёкёй Модуна,
Прослывшей знаменитой невесткой Сулууда Мелбестюра,
Став беспокойной невесткой Константина Тюнюки,
Прослыв достойной подругой Алексея Халаабыс,
С медью столько, сколько может увезти конь,
С серебром столько, сколько можно погрузить в сани…

А голос ее был пронзительным, звучным, говорят. Если же дело происходило летом, она, надев всю летнюю одежду из шелка и гаруса, принарядившись, ходила, размахивая шелковым голубым платком. Эту одежду — платье она никогда не пачкала, ни в каком месте не рвала. Летом она исчезала на девять-десять дней, не показываясь на глаза человеку, говорят. Тогда ее искали по всему Алтану, но не находили. И когда летом она вела себя очень беспокойно в том месте, где ее находили, устраивали амбар и запирали ее туда. В таком заключении она самое большее находилась около десяти дней, говорят, разрушив свое место заключения, она уходила, оказывается.

И летом, и зимой по тому месту, по которому она думала идти, проходил, говорят, сильный вихрь.

Тогда люди того времени, говоря: «Госпожа наша, видимо, захотела пройти по этому месту», — боялись, оказывается.

Странствуя так, она побежала вверх по реке Тураахтаах. Там у себя на родине жил Хакыр шаман. Она пришла [к нему] и сказала: «В этом Среднем мире уже не прожить человеческой жизнью, рождая детей», — и вынудила его дать ей конский повод, и, взобравшись на высокий берег этой реки, она умерла, повесившись на сучок огромного толстого дерева со стороны солнца. Перед тем как повеситься, она трижды прокричала голосом ворона, говорят. Услышав это, шаман, подумав: «Она, наверное, умерла», — испугался и убежал в Тайгу[100], говорят.

Потеряв свою госпожу, весь Алтай несколько дней искал ее. Реку Тураахтаах они обошли дважды и дважды не нашли ее, и только при третьих поисках ее нашли, госпожа сама заставила обнаружить себя, позвав голосом ворона, говорят. Здесь она повесилась не так, чтобы можно было убить себя, а только накинула повод на шею, и нигде тело ее не стало портиться, говорят. Когда увидели ее, то госпожа их, казалось, умерла, приняв свой девичий облик. Говорят, она казалась еще более похорошевшей, нарядной. Перед смертью ей было как будто бы тридцать один год.

Найдя госпожу, очень быстро похоронили на месте ее смерти. Над ней сделали срубную могилу. В какой одежде ее похоронили, неизвестно. Слышно было, что когда к этому срубу подступал лесной пожар, то не сжег его. Впоследствии, около десяти лет назад, случившийся лесной пожар сжег эту могилу. Несмотря на это, она и сейчас заметна, выступает в виде бугра. Если проходили мимо этой могилы, распевая песни, то проносился вихрь, говорят, и тот человек болел или что-нибудь с ним происходило. Поэтому человек, который шел вдоль речки Тураахтаах, проходил тихо.