Япония в меняющемся мире

понятные только интеллектуалам, к тому же посвященным в особенности философской и политической терминологии и лексики тех лет. Университетский наставник, известный либерал, профессор Намбара Сигэру (1889-1974) (с 1937 г. Маруяма работал у него ассистентом) сочувствовал взглядам ученика, но, напуганный правительственными репрессиями и всплеском активности националистов в университетских кампусах в 1936-1937 гг., призывал его к осмотрительности и благоразумной «самоцензуре». Маруяма последовал вынужденным советам учителя, которого всецца глу-Ебоко уважал. Почтительный и верный ученик, он позднее принял участие в редактировании собрания сочинений Намбара и посвятил его памяти прочувствованный очерк (11, 171-196).

Либерализм Маруяма был только надводной частью айсберга. В подводной части осталось глубокое увлечение марксизмом, на котором необходимо остановиться подробнее. Специфика японского марксизма заключалась в том, что для многих интеллектуалов он был не догмой (впрочем, в марксистах-догматиках недостатка здесь не было), не «единственно верным учением», а еще одной модной иностранной философской и политической системой, продуктом развития германской классической философии. Иными словами, Маркс не только не был оторван от всей предыду-1щей европейской мысли, которой в коммунистической догматике отводилась роль «источников» или «предшественников» марксизма, но рассматривался как талантливый, хотя и не единственный, продолжатель Гегеля. Кстати, во многом к тому же Гегелю Маруяма возводил и идеи Макса Вебера, которыми вдохновлялся на протяжении всего своего творческого пути. Зрелому Маруяма автор «Протестантской этики» стал, конечно, гораздо ближе, нежели автор «Коммунистического манифеста»¹²⁵.

Подобно многим японским интеллектуалам своего поколения, Маруяма пришел к Марксу сначала через неокантианскую «гейдельбергскую школу» В. Виндельбанда и Г. Риккерта; аналогичную эволюцию проделал известный марксист Кодзаи Ёсисигэ, в будущем 一 один из ведущих идеологов КПЯ. Другой дорогой к Марксу, стал Гегель, поэтому молодой Маркс, Маркс младогегельянской эпохи всегда был ближе Маруяма, чем зрелый Маркс эпохи «Капитала» и Первого Интернационала. Волею судеб государственнику, монархисту и консерватору Гегелю суждено было стать прародителем большинства революционных учений XIX в.

До середины 1930-х годов пропаганда марксизма в Японии велась легально, в том числе в университетских аудиториях и в печати, хотя марксисты подвергались не только ожесточенной критике со стороны своих многочисленных оппонентов, но и разного рода гонениям и даже репрессиям со стороны властей. В Японии открыто издавались — хотя и периодически запрещались — сочинения не только Маркса и Энгельса, Бебеля или Лафарга, но также Ленина, Сталина и Бухарина; труды двух последних вышли в едином многотомном издании, известном среди молодых интеллектуалов той эпохи под сокращенным бытовым названием «Ста-Буха». С середины 1930-х годов речь уже могла идти только об изучении 一 желательно, «критическом» — но никак не о пропаганде марксизма. «Капитал» или «Немецкая идеология» были доступны в университетских библиотеках, но более опасные «Коммунистический манифест» и «Ста-Буха» читались в основном в полуподпольных частных библиотеках «для своих», нередко располагавшихся в задних комнатах книжных магазинов или кафе. О таких чтениях, нередко коллективных, с последующим обсуждением прочитанного, мне рассказывал профессор X. Одзаки. Июминаю об этом потому, что молодой Маруяма, сначала студент, потом начинающий преподаватель, знакомился с марксистской литературой точно таким же образом. В 1941 г. он познакомился и на всю жизнь подружился с канадским историком-японистом Э.Г. Норманом, который придерживался лево-либеральных взглядов, а в студенческие годы был связан с коммунистическим движением. Самоубийство затравленного маккартистами Нормана в 1957 г. стало для Маруяма поводом не только помянуть близкого друга и коллегу, но и поразмышлять над горестной судьбой левого интеллектуала в условиях реакции (8, 57-68).

К концу войны Маруяма был уже хорошо начитан в марксистской литературе, и не только в марксистской ——он отличался эн-циклопедич^ской образованностью и феноменальной начитанностью в мировой литературе, выделяясь даже среди эрудированных современников и коллег. Разумеется, марксизм 一 и как философия самого Маркса, и, в гораздо меньшей степени, как учение его истолкователей и продолжателей 一 был не единственным источником воззрений молодого Маруяма, не главным, но важным. Уяснив себе это, мы сможем легче понять многое в его теориях, прежде всего в теории «японского фашизма», а также в происхождении его популярности, так сказать, в технологии славы, в причинах и характере его влияния на японскую философскую и политическую мысль.