Япония в меняющемся мире

Престиж марксизма среди японской интеллигенции был велик всегда, не исключая период крайней реакции. С окончанием войны все запреты пали, и пропаганда марксизма началась с новой, доселе невиданной силой. Коммунисты немедленно попытались монополизировать марксизм, сведя его к ортодоксально-советской форме, и добились немалых успехов, убедив в своих исключительных правах на наследие Маркса не только сторонников, но и многих противников. Репутация КПЯ как единственной политической силы в стране, на протяжении нескольких десятилетий находившейся в постоянной и непримиримой оппозиции режиму и его милитаристскому курсу, т.е. всему тому, что подлежало тотальному осуждению, стала «патентом на благородство» и помогла маргинальной до того организации за считанные месяцы превратиться в мощную, активную и мобильную политическую силу. Ссылки противников на то, что в довоенные годы коммунисты никакой практически значимой борьбы не вели, отметались как гнусная буржуазная клевета.

Марксистские идеи, подобно пожару, охватили всю систему образования — от начальных школ до университетов. Профессора-марксисты, включая членов КПЯ, занимали ключевые кафедры в наиболее престижных государственных и частных университетах страны. Марксизм был самой сильной интеллектуальной модой первого послевоенного десятилетия и стал постепенно уступать свои позиции лишь с началом периода высоких темпов экономического роста. Практически для любого ученого-гуманитария путь к известности и тем более к популярности лежал через марксизм. В то же время агрессивность и откровенно догматический характер коммунистической идеологии и пропаганды отталкивали многих мыслящих людей от марксизма, который все более ассоциировался с деятельностью компартии. Быть марксистом, но не догматиком, симпатизировать идеям социал-демократии и коммунизма, но не компрометировать себя политическим радикализмом 一 таков был нелегкий путь, который избрал Маруяма. Он смог взять от марксизма всё, что способствовало творческому развитию его научной мысли, прежде всего методологию, и остался незатронутым лозунгово-митинговой стихией КПЯ, которая в пятидесятые годы была одним из легких путей к популярности.

По замечанию Р. Керстена, «было бы неверно называть Маруяма «марксистом» только потому, что он вдохновлялся марксистской методологией»¹²⁶¹²⁷. Возможно, автор вспомнил известную фразу самого Маркса, адресованную своим слишком рьяным последователям: «Я не "марксист"» (в оригинале по-французски: «Moi, je ne suis pas "marxiste"). Однако воздействие марксистской методологии на Маруяма не стоит преуменьшать, тем более что он сам охарактеризовал ее следующим образом: «Впервые стало возможным научиться методологии, позволявшей иметь дело с политикой, правом, философией и экономикой не как с отдельными друг от друга дисциплинами, но соотнести их одну с другой и серьезной интерпретировать их. Более того, в истории марксизм научил интеллектуалов понимать базовые причины и факторы, которые стоят за различными историческими феноменами и приводят их в движение; понимать не через выискивание отдельных фактов в документах или через сбор разрозненных сведений о переменчивых судьбах ключевых фигур»¹¹.

Несмотря на влияние марксизма, последовательным марксистом Маруяма не был, хотя его порой так называли. Коммунистом он не был никогда, антикоммунистом тоже. Социально и интеллектуально он принадлежал к истеблишменту, влившись в его ряды еще до войны в качестве преподавателя Токийского университета и закрепившись в нем в годы оккупации,——но, можно сказать, к наиболее левому крылу элиты. Еще до войны он благожелательно рецензировал историко-философские работы марксиста Нагата Хироси, а после войны, в сороковые и пятидесятые годы, охотно и доброжелательно дискутировал на страницах популярных журналов с коммунистическими лидерами и идеологами, включая Носа-ка Сандзо и Кодзаи Ёсисигэ. но пропасть между ними оставалась. Позднее Маруяма предпочитал другйх соавторов и собеседников.