Японская поэзия серебряного века

Печальная личность призывает друга.
Незнакомый друг, приходи скорее!
Сядем вместе на эту старую скамейку,
тихонько потолкуем.
Проведем чудесный денек, ни о чем не печалясь,
под журчанье и плеск фонтана в соседнем парке.
Так и будем уютно сидеть обнявшись.
Вдалеке от матерей и отцов, сестер и братьев
соединятся наши души-сироты,
о которых родителям ничего неизвестно.
В мире, где снуют толпы муравьев и людишек,
будем говорить только о наших судьбах,
о секретах нашей несчастной неприкаянной жизни.
Право, эти слова — разве они не ложатся,
как осенние листья, с легким шелестом на колени?

Слабая грудь моя — словно грудь ребенка.

Сердце мое от страха сжимается,
бьется, будто объято туманным пламенем страсти…

Я всегда любил уходить высоко в горы

по крутой тропе, глядя в поднебесье —
как ничтожный червь, что стремится к самой вершине.
И когда, жалкий червь, я стоял на обрыве
над бездной,
слезы, горькие слезы падали наземь,
а вдали над привольными горными лугами
облака нависали, белы и огромны.
Природа всегда причиняет мне лишь страданья.
Сочувствие людей в хандру меня повергает.
Нет, уж лучше бродить по шумному парку,
а утомившись,
в уединенном месте под деревом присесть
на скамейку.
Люблю с беззаботным сердцем смотреть на небо,
на дым от труб городских, уныло плывущий,
на полет ласточек, издали едва различимых
над крышами столицы.

Моя печальная, одинокая личность

громко призывает незнакомого друга.
Моя странная, робкая, застенчивая личность,
похожая на облезлую ворону,
посреди зимнего холода и безлюдья
дрожит на краешке скамейки.

Неизвестная собака

Эта незнакомая собака за мной по пятам плетется.
Жалкая, увечная, хромая — задняя нога перебита.

Куда иду, я и сам не знаю.

Ветер свищет по чердакам бараков.
На пустыре у обочины дороги
сухие стебли травы колышутся с шуршаньем.

Куда иду, я и сам не знаю.

Огромная луна, будто живая, впереди плывет
неторопливо,
а сзади, замыкая шествие, влачится
кончик длинного тонкого хвоста собаки.
О, повсюду, повсюду, повсюду
незнакомая собака плетется за мною следом.
За спиной у меня крадется тихонько,
к сырой и грязной земле припадая,
подволакивает ногу больная собака.
Долго, протяжно, страшно, истошно воет
на грустную луну одинокая несчастная собака.

Ах, лягушка!