Читаем Японские трехстишия полностью

Весна уходит.Плачут птицы. Глаза у рыбПолны слезами.

* * *

Солнце заходит.И паутинки тожеВ сумраке тают…

* * *

Звон вечернего колоколаИ то здесь, в глуши, не услышишь.Весенние сумерки.

На горе "Солнечного света"[20]

О, священный восторг!На зеленую, на молодую листвуЛьется солнечный свет.

* * *

Вот он — мой знак путеводный!Посреди высоких трав дуговыхЧеловек с охапкою сена.

* * *

Сад и гора вдалиДрогнули, движутся, входятВ летний раскрытый дом.

Крестьянская страда

Полоть… Жать…Только и радости летомКукушки крик.

* * *

Погонщик! Веди коняВон туда, через поле!Там кукушка поет.

Возле "Камня смерти"

Ядом дышит скала.[21]Кругом трава покраснела.Даже роса в огне.

Ветер на старой заставе Сиракава[22]

Западный ветер? Восточный?Нет, раньше послушаю, как шумитВетер над рисовым полем.

По пути на север слушаю песни крестьян

Вот исток, вот началоВсего поэтического искусства!Песня посадки риса.

* * *

Майские дождиВодопад похоронилиЗалили водой.

* * *

Островки… Островки…И на сотни осколков дробитсяМоре летнего дня.

На старом поле битвы

Летние травыТам, где исчезли герои,Как сновиденье.

* * *

Какое блаженство!Прохладное поле зеленого риса…Воды журчанье…

* * *

Тишина кругом.Проникает в сердце скалЛегкий звон цикад.

* * *

Какая быстрина!Река Могами[23] собралаВсе майские дожди.

* * *

Трехдневный месяцНад вершиной "Черное крыло"Прохладой веет.

* * *

Жар солнечного дняРека Могами унеслаВ морскую глубину.

* * *

"Ворота прилива".Омывает цаплю по самую грудьПрохладное море.

* * *

Первая дыня, друзья!Разделим ее на четыре части?Разрежем ее на кружки?

* * *

Сушатся мелкие окунькиНа ветках ивы… Какая прохлада!Рыбачьи хижины на берегу.

* * *

Пестик из дерева.Был ли он сливой когда-то?Был ли камелией?

Накануне "Праздника Танабата"[24]

Праздник встречи двух звезд.Даже ночь накануне так непохожаНа обычную ночь.

* * *

Бушует морской простор!Далеко, до острова Садо,[25]Стелется Млечный Путь.

В гостинице

Со мной под одною кровлейДве девушки… Ветки хаги в цветуИ одинокий месяц.

* * *

Как пахнет зреющий рис!Я шел через поле, и вдругНаправо залив Арисо.[26]

Перед могильным холмом рано умершего поэта Иссё

Содрогнись, о холм!Осенний ветер в полеМой одинокий стон.

* * *

Красное-красное солнцеВ пустынной дали… Но леденитБезжалостный ветер осенний.

Местность под названием «Сосенки»

"Сосенки"… Милое имя!Клонятся к сосенкам на ветруКусты и осенние травы.

* * *

Сыплются ягоды с веток…Шумно вспорхнула стая скворцов.Утренний ветер.

* * *

Равнина Мусаси[27] вокруг.Ни одно не коснется облакоДорожной шляпы твоей.

В осенних полях

Намокший, идет под дождем,Но песни достоин и этот путник,Не только хаги в цвету.

Шлем Санэмори[28]

О, беспощадный рок!Под этим славным шлемомТеперь сверчок звенит.

* * *

Белее белых скал[29]На склонах Каменной горыОсенний этот вихрь!

Расставаясь с другом

Перейти на страницу:

Похожие книги

Горний путь
Горний путь

По воле судьбы «Горний путь» привлек к себе гораздо меньше внимания, чем многострадальная «Гроздь». Среди тех, кто откликнулся на выход книги, была ученица Николая Гумилева Вера Лурье и Юлий Айхенвальд, посвятивший рецензию сразу двум сиринским сборникам (из которых предпочтение отдал «Горнему пути»). И Лурье, и Айхенвальд оказались более милосердными к начинающему поэту, нежели предыдущие рецензенты. Отмечая недостатки поэтической манеры В. Сирина, они выражали уверенность в его дальнейшем развитии и творческом росте: «Стихи Сирина не столько дают уже, сколько обещают. Теперь они как-то обросли словами — подчас лишними и тяжелыми словами; но как скульптор только и делает, что в глыбе мрамора отсекает лишнее, так этот же процесс обязателен и для ваятеля слов. Думается, что такая дорога предстоит и Сирину и что, работая над собой, он достигнет ценных творческих результатов и над его поэтическими длиннотами верх возьмет уже и ныне доступный ему поэтический лаконизм, желанная художническая скупость» (Айхенвальд Ю. // Руль. 1923. 28 января. С. 13).Н. Мельников. «Классик без ретуши».

Владимир Владимирович Набоков , Владимир Набоков

Поэзия / Поэзия / Стихи и поэзия
Ригведа
Ригведа

Происхождение этого сборника и его дальнейшая история отразились в предании, которое приписывает большую часть десяти книг определенным древним жреческим родам, ведущим свое начало от семи мифических мудрецов, называвшихся Риши Rishi. Их имена приводит традиционный комментарий anukramani, иногда они мелькают в текстах самих гимнов. Так, вторая книга приписывается роду Гритсамада Gritsamada, третья - Вишвамитре Vicvamitra и его роду, четвертая - роду Вамадевы Vamadeva, пятая - Атри Atri и его потомкам Atreya, шестая роду Бхарадваджа Bharadvaja, седьмая - Bacиштхе Vasichtha с его родом, восьмая, в большей части, Канве Каnvа и его потомству. Книги 1-я, 9-я и 10-я приписываются различным авторам. Эти песни изустно передавались в жреческих родах от поколения к поколению, а впоследствии, в эпоху большого культурного и государственного развития, были собраны в один сборник

Поэзия / Древневосточная литература
Страна Муравия (поэма и стихотворения)
Страна Муравия (поэма и стихотворения)

Твардовский обладал абсолютным гражданским слухом и художественными возможностями отобразить свою эпоху в литературе. Он прошел путь от человека, полностью доверявшего существующему строю, до поэта, который не мог мириться с разрушительными тенденциями в обществе.В книгу входят поэма "Страна Муравия"(1934 — 1936), после выхода которой к Твардовскому пришла слава, и стихотворения из цикла "Сельская хроника", тематически примыкающие к поэме, а также статья А. Твардовского "О "Стране Муравии". Поэма посвящена коллективизации, сложному пути крестьянина к новому укладу жизни. Муравия представляется страной мужицкого, хуторского собственнического счастья в противоположность колхозу, где человек, будто бы, лишен "независимости", "самостоятельности", где "всех стригут под один гребешок", как это внушали среднему крестьянину в первые годы коллективизации враждебные ей люди кулаки и подкулачники. В центре поэмы — рядовой крестьянин Никита Моргунок. В нем глубока и сильна любовь к труду, к родной земле, но в то же время он еще в тисках собственнических предрассудков — он стремится стать самостоятельным «хозяином», его еще пугает колхозная жизнь, он боится потерять нажитое тяжелым трудом немудреное свое благополучие. Возвращение Моргунка, убедившегося на фактах новой действительности, что нет и не может быть хорошей жизни вне колхоза, придало наименованию "Страна Муравия" уже новый смысл — Муравия как та "страна", та колхозная счастливая жизнь, которую герой обретает в результате своих поисков.

Александр Трифонович Твардовский

Поэзия / Поэзия / Стихи и поэзия