Ярость и рассвет

– Если разрешите высказать мое мнение, господин, то еда мужа просто великолепна. Не понимаю, на какое неясное преступление вы изволили ссылаться, однако заверяю: вкушать приготовленную во дворце пищу можно без опасений. – Шахразада скопировала жест высокомерного собеседника и подмигнула ему. – Или же вы желаете, чтобы я попробовала и что-то с вашего блюда, дядюшка?

Услышав последнюю фразу, Джалал залился смехом, и даже генерал был вынужден опустить голову, чтобы скрыть улыбку.

Намек на кривую ухмылку тронул губы Халида.

За одним из соседних столов кто-то слишком громко поставил чашу.

Шахразада взмолилась про себя, чтобы Тарик не устроил сцену.

– Прекрасная госпожа снова демонстрирует непревзойденное красноречие, – белозубо улыбнулся Селим собеседнице и повернулся к племяннику. – Я бы спросил, где ты обнаружил такое сокровище, Халид-джан, однако…

Тот промолчал, лишь стиснул кубок с вином так, что побелели костяшки. Шахразада и сама с трудом отгоняла желание вонзить столовый прибор в глаз султана, но сумела сдержать ярость и мило поинтересовалась:

– Откуда такое любопытство, дядюшка? Вы подыскиваете себе жену?

– Не исключено, – отозвался Селим, и его карие глаза опасно сверкнули. – А у вас есть родственники, дражайшая Шахразада? Может быть, такая же красавица сестра?

«Он знает про Ирсу, – поняла девушка. – И, похоже, угрожает моей семье».

– У меня действительно есть сестра, мой господин, – ответила она, склонив голову набок и демонстрируя вежливое внимание.

И надеясь, что ничем не выдала вспыхнувшей тревоги.

Селим поставил локти на стол, с хищным интересом рассматривая Шахразаду.

Халид напрягся всем телом, сосредоточив внимание на султане Парфии, и потянулся к жене. Разговоры на помосте стихли, так как остальные гости заметили витавшую в воздухе угрозу скандала.

– Неужели я для нее составлю менее удачную партию, дражайшая Шахразада? – задумчиво спросил Селим, и в его голосе проскальзывал лед. – Потому что не кажусь опасным? Или слишком склонным прощать женщин? Слишком мягким, раз позволяю им остаться в живых?

По залу рябью пробежали шепотки, как слух о важной новости в толпе на площади. Джалал недовольно выдохнул и выругался себе под нос, заработав предупреждающий взгляд отца.

Шахразада проглотила ярость и лучезарно улыбнулась, точно полуденное солнце.

– Что вы, дядюшка Селим. Я просто сочла вас слишком старым.

В зале воцарилась гробовая тишина.

Первым расхохотался толстый мужчина с россыпью перстней на пальцах, подрагивая напомаженными усами. Затем захихикал вельможа, который явился во дворец на полосатом черно-белом скакуне. Вскоре к их веселью присоединились все остальные гости. Гул дружного смеха эхом прокатился по залу.

Грубоватый хохот Селима звучал громче остальных. Лишь те, кто сидел к нему ближе всех, заметили ядовитый взгляд, который султан бросил на жену халифа Хорасана. И лишь те, кто хорошо знал правителя Парфии, понимали: тот был безмерно разъярен развитием событий.

И лишь те, кто внимательно наблюдал за самим Халидом, видели, как он откинулся на подушки, перебирая браслеты на запястье Шахразады.

Юноша с серебристыми глазами наблюдал очень внимательно.

Танец на балконе

Когда ужин уже подходил к концу, возле помоста расселись четверо музыкантов. Бородатый мужчина провел смычком по кеманче и принялся подкручивать колышки из слоновой кости, настраивая инструмент. Девушка достала ней и в последний раз его проверила. Пожилой музыкант положил томбак на левое бедро и ударил по тугой поверхности барабана… медленно, затем все быстрее и быстрее. Затем к быстрому ритму присоединилась мелодия сантура, и вскоре все четыре музыканта погрузились в музыку. Полностью ушли в игру.

Внезапно с противоположной стороны появилась юная девушка.

Из-за столиков донеслись перешептывания. Раздался дружный недоверчивый вздох.

Джалал застонал. Халид отвел глаза.

Незнакомка, вне всякого сомнения, была самой красивой девушкой из всех виденных Шахразадой.

Обтягивающий топ из огненно-алого шелка почти не оставлял простора для воображения, как и струящаяся юбка в тон затейливой вышивке по подолу. Волосы цвета красного дерева ниспадали ниже талии спиральными завитками, которые то и дело отливали рыжиной в свете факелов. Черты лица девушки заставили бы упасть на колени любого художника: высокие скулы, безупречная кожа, изогнутые дугой брови и черная бахрома ресниц, обрамлявших до неприличия большие глаза.

Конечно же, девушка начала танцевать.

Она двигалась плавно, словно змея, скользя по черно-белым плитам пола под возраставший темп музыки. Изгибы точеного тела казались прекрасными, как сама луна. Руки и бедра манили, звали… одурманивали. Танцовщица извивалась и покачивалась так, будто законы этого мира на нее не действовали.

В целом она была бессовестно, нечестно красива.